7

История одного города Система персонажей

Автор публикации:
Дата публикации:
Краткое описание:

1
М.Е. Салтыков-Щедрин «История одного города». Система образов.
М.Е. Салтыков-Щедрин «История одного города». Система образов.
2
«История одного города». («Жизнь, находящаяся под игом 			безумия») Щедрин п...
«История одного города». («Жизнь, находящаяся под игом безумия») Щедрин писал, отвечая тем, кто видел в «Истории одного города» «историческую сатиру», что он «совсем не историю предает осмеянию, а известный порядок вещей», то есть «те же самые основы жизни, которые существовали в XVIII в.», но которые «существуют и теперь». Фантастический «мир чудес», воссоздаваемый с использованием исторических реалий XVIII — начала XIX веков, мир, угрожающий настоящему, а тем более будущему, есть мир глубоко трагический. И «осмеяние», или насмешка, играет в щедринской сатире особую роль. «Это даже и не смех, а трагическое положение. <,...>, Изображая жизнь, находящуюся под игом безумия, я рассчитывал на возбуждение в читателе горького чувства, а отнюдь не веселонравия» (из письма Салтыкова к А.Н. Пыпину от 2 апреля 1871 года).
0
 
Благодаря этой рекламе сайт может продолжать свое существование, спасибо за просмотр.
3
Каков же тот «порядок вещей», те «основы жизни», которые осмеиваются в «Истор...
Каков же тот «порядок вещей», те «основы жизни», которые осмеиваются в «Истории одного города»? В «Обращении к читателю от последнего архивариуса-летописца» — Павлушки Маслобойникова — этот самый летописец восторженно пишет о «трогательном соответствии» глуповцев и их начальников. «Издатель» (Щедрин) в предисловии раскрывает смысл такого «соответствия»: «все они», то есть глуповские градоначальники, «секут обывателей», а обыватели при этом «трепещут». «Сечение» — знак подавления и насилия, некий знаменатель, художественно обобщающий «чудеса» административного рвения градоначальников. «Трепет» — тоже знак, тоже общий знаменатель, на этот раз — обывательского «начальстволюбия». А общий знаменатель того и другого — «трогательное соответствие», иначе говоря, гротескное изображение отношений власти (секущих) и обывателей (секомых). Таков политический быт города Глупова в любой момент его истории.
4
Первая глава «Истории одного города» — «О корени происхождения глуповцев», сл...
Первая глава «Истории одного города» — «О корени происхождения глуповцев», следующая за «Обращением к читателю от последнего архивариуса-летописца»,— призвана показать, что же определило именно такую историю города. В главе «О корени происхождения глуповцев» Щедрин пародирует рассказ летописца и изложение его историком, в основу же своего понимания и оценки кладет иной источник — устное народное творчество с характерной для него самоиронией, «самонасмешкой». Так, у известных знатоков и собирателей фольклора И.Сахарова и В.Даля он берет те насмешливые прозвища, которыми обменивались жители разных русских городов и весей: «головотяпы» — егорьевцы, «моржееды» — архангелогородцы, «лукоеды» — арзамасцы и т. д. Знал Щедрин и те анекдоты, которые приписываются «слепородам» — пошехонцам, в трех соснах заблудившимся. Н.М. Карамзин в «Истории Государства Российского», используя в качестве источника «Повесть временных лет» — древнейший памятник русского летописания, созданный в начале XII века монахом Киево-Печерского монастыря Нестором, рассказывает о многочисленных племенах, обитавших в доисторические времена на территории будущей России, называя полян, радимичей, вятичей, древлян и прочих. В Нестеровой летописи о них сказано: «...и не было среди них правды, и встал род на род, и была у них усобица, и стали воевать друг с другом. И сказали себе: «Поищем себе князя, который бы владел нами и судил по праву». Ибо: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет». Рассказ Нестора о призвании в 862 году варяжских князей повторяет Карамзин, извлекая из него выводы, соответствующие его концепции истории русской государственности.
5
Во вражде и междуусобиях,— 						повествует глуповский 							летописец,...
Во вражде и междуусобиях,— повествует глуповский летописец,— победили наконец головотяпы, ибо другие племена не умели тяпать головами. Но, победивши, головотяпы и тут совершают все те же бессмысленные дела. Тогда, по совету старца Добромысла, головотяпы решают искать себе князя. Только третий князь из тех, к которым идут головотяпы, соглашается «володеть» и «помыкать» ими: «А как не умели вы жить на своей воле и сами, глупые, пожелали себе кабалы, то называться вам впредь не головотяпами, а глуповцами». И «прибых собственною персоною в Глупов», «возопи: — Запорю!» Так впервые прозвучало это слово-предзнаменование, слово-символ, которым и «начались исторические времена», началась, собственно, история города Глупова. А глуповцы потому и именуются глуповцами, что променяли свою вольность на княжескую власть, избравшую главным орудием своего правления насилие — сечение. Таков «корень» их происхождения.
6
Реальная историческая основа произведения 		История Глупова в описании «Глупо...
Реальная историческая основа произведения История Глупова в описании «Глуповского Летописца» начинается 1731 годом, когда вступила на императорский престол племянница Петра I Анна Иоанновна, а кончается годами 1825 (смерть Александра I и восстание декабристов) или 1826 (коронация Николая I). При этом называются имена действительно существовавших и правивших в России лиц («временщик» при императрице Анне Иоанновне герцог Курляндский Бирон, императрица Елизавета Петровна — «кроткая Елисавет», всесильный фаворит Екатерины II князь Григорий Потемкин и другие). И еще многое в этой «Описи» намекало на реальные факты русской истории.
7
Реальная историческая основа произведения Чередования градоначальников в «Ист...
Реальная историческая основа произведения Чередования градоначальников в «Истории...» не случайно. Оно служит, с одной стороны, достижению идейно-художественной цели, а с другой стороны — основывается на действительной исторической хронологии. Правление двух первых — по «Описи» — градоначальников приходится на годы царствования Анны Иоанновны, время так называемой «бироновщины», когда во главе государства фактически стал самовластный, жестокий и безнравственный «временщик» герцог Курляндский Эрнст Иоганн Бирон. «Бироновщину» как характерное воплощение системы политического фаворитизма можно сопоставить с «аракчеевщиной» — всевластием при Александре I Аракчеева — организатора системы «военных поселений» крестьян-солдат: «угрюм-бурчеевщина» в последней главе «Истории одного города» — несомненный псевдоним «аракчеевщины». Сатирической интерпретацией этих двух эпох в истории России Щедрин начинает и завершает «Историю одного города» как сатиру на определенный тип политического и общественного устройства, вовсе не ограниченный тем столетием, которое послужило «моделью» такого устройства.
8
Органчик 	Дементий Варламович Брудастый' («Органчик»), «прискакавший» в глупо...
Органчик Дементий Варламович Брудастый («Органчик»), «прискакавший» в глуповскую «муници-пию» в августе 1762 года, то есть вскоре после июньского переворота, приведшего к власти мудрую и просвещенную Екатерину. Начальстволюбивые глуповцы, естественно, ликовали. «Явились даже опасные мечтатели», утверждавшие, будто «при новом градоначальнике процветет торговля и <,...>, под наблюдением квар-тальных надзирателей <,то есть полицейских!>, возникнут науки и искусства» «едва вломился в пределы городского выгона, как тут же, на самой границе, пересек уйму ямщиков». И глуповцам пришлось «изведать, каким горьким испытаниям может быть подвергнуто самое упорное начальстволюбие». А на приеме «чиновных архистратигов», то есть городского начальства, Брудастый, «сверкнув глазами, произнес: «Не потерплю!» — и скрылся в кабинете». Так прозвучали те знаменательные слова, тот мотив, который будет определять и политическую, и нравственную атмосферу неразумной глуповской жизни. «Неслыханная Деятельность вдруг закипела во всех концах города. <,...>, Хватают и ловят, секут и порют, описывают и продают. <,...>, Гул и треск проносятся из одного конца города в другой, и над всем этим гвалтом, над всей этой сумятицей, словно крик хищной птицы, царит зловещее: «Не потерплю!» И повис над городом, проник в обывательские сердца «зловещий и безотчетный страх», вызванный безумно-лихорадочной деятельностью то ли человека, то ли заводной куклы.
9
Органчик 		В лихорадке всеобщего страха назревает абсурдно-фантастическая сит...
Органчик В лихорадке всеобщего страха назревает абсурдно-фантастическая ситуация — глуповская крамола (шепотом говорили, что Брудастый вовсе не градона-чальник, а оборотень, присланный в Глупов «по легкомыслию»!) и глуповский бунт на коленях (типичный для глуповцев способ заявить свое «начальстволюбие»): смельчаки «предлагали поголовно пасть на колени и просить прощения» (в чем?) — «Что, ежели признано необходимым <,вышней властью>,, чтобы в Глупове, грех его ради, был именно такой, а не иной градоначальник?» (Тема глуповских «грехов» еще не раз появится на страницах «Истории одного города»). Фантасмагория глуповского бытия все нарастает: тут-то и обнаруживается, что на плечах Брудастого не голова, а пустой ящик-органчик», испортившийся механизм которого не в состоянии наигрывать даже несложную, но исполненную какой-то нечеловеческой угрозы мелодию. Фантастическое приобретает гиперболические размеры — градоначальник- «органчик» вдруг удваивается: перед бунтующей во имя начальстволюбия толпой предстают два персонажа-гротеска с механическим «музыкальным» ящиком-головой, водруженной на человеческое туловище. Из уст одного из них с оглушительным криком вылетает еще одно сакраментальное слово: «Раззорю!» Лишь один звук способен издать механизм «Органчика», лишь один устрашающий мотив проиграть, и этот мотив тоже удваивается, усиливается в крике вдруг представшего перед толпой двойника: «Раззорю!». Механический человек-органчик», бездушная кукла символизирует тупой механизм власти. Комизм ситуации приобретает в гротеске трагическую силу.
10
Бородавкин «Вмещал... в себе» много крику. В его сочинении «Мысли о градонача...
Бородавкин «Вмещал... в себе» много крику. В его сочинении «Мысли о градоначальническом единомыслии, а также о градоначальническом единовластии и о прочем» отразились не столько даже его «идеалы», сколько повседневный обиход его общения с обывателями, каждый из которых, по его убеждению, «всегда в чем-нибудь виноват»: «Речь должна быть отрывис-тая, взор обещающий дальнейшие распоряжения, походка неровная, как бы судорожная». И хотя он жаловался, что руки у него связаны, и втихомолку сочинял устав «о нестеснении градоначальников законами», на самом деле ничем не стеснялся и, ведя войны «за просвещение», ходил на обывателей походом, разоряя дома и слободы. Бородавкин Василиск Семенович — тип градоначальника, «у которого ноги во всякое время готовы были бежать неведомо куда».
11
Бородавкин При всей фантастичности отдельных деталей (войско Бородавкина сост...
Бородавкин При всей фантастичности отдельных деталей (войско Бородавкина состояло из оловянных солдатиков, лица которых в должный момент наливались кровью), у этих эпизодов была вполне реальная историческая основа: насильственное введение картофеля, начиная еще со времен Екатерины. Каковы были хлопоты по обращению в картофельную веру, видно из официального отчета по Вятской губернии, вероятно известного служившему там Салтыкову: Для приведения толпы в некоторое смущение губернатор велел дать залп из 46 ружей. 30 человек были повержены на землю. Больше крестьяне не упорствовали, убедившись, - как сказано в том же документе, - в пользу мер правительства к разведению сего овоща. Сравним с этим сказанное в бородавкинском сочинении: ...Может случиться и так, что толпа, как бы окоченев в своей грубости и закоренелости, коснеет в ожесточении. Тогда надлежит палить.
12
Характеристика глуповцев. Глуповцы — обитатели города, образ которого впервые...
Характеристика глуповцев. Глуповцы — обитатели города, образ которого впервые появился в начале 1860-х гг. в очерках писателя «Глупов и глуповцы» и «Глуповское распутство», запрещенных цензурой. Глуповцы, как пояснил Щедрин в полемике с критиками книги, — это «народ исторический», то есть реальный, не идеализированный, «люди, как и все другие, с тою только оговоркою, что природные их свойства обросли массой наносных атомов... Поэтому о действительных «свойствах» и речи нет, а есть... только о наносных атомах». Эти «атомы» — пассивность, невежество, «начальстволюбие»,забитость, легковерие, способность к вспышкам слепой ярости и жестокости — изображены сатириком в крайне гиперболизированном виде. Глуповец — «человек, которому с изумительным постоянством долбят голову и который, разумеется, не может прийти к другому результату, кроме ошеломления». Проявление же иных «свойств» имеет для их обладателей самые трагические последствия.
13
«Он был ужасен» В 1810 году Александр I выдвинул идею особой формы расквартир...
«Он был ужасен» В 1810 году Александр I выдвинул идею особой формы расквартирования войск, так называемых «военных поселений», которую тут же начал осуществлять Аракчеев, тогда председатель Департамента военных дел Государственного совета Российской империи. Однако в основном деятельность Аракчеева, при активном участии самого царя, по организации «военных поселений» развернулась после 1815 года. В результате этой реформы армии за десять лет сложилась целая социально-политическая система, захватившая значительную часть территории России и до нескольких сотен тысяч крестьян («военных поселян»). Оставаясь крестьянами, они должны были трудиться на своем полевом наделе, но одновременно становились солдатами, подчиненными вместе со своими семьями строжайшей дисциплине, до мелочей регламентированному не только военному, но и трудовому, и бытовому режиму. Сама жизнь преподнесла в этом случае нечто до такой степени безумное, что Щедрину оставалось только вставить этот фантастический «проект» в сатирическую раму «Истории одного города». Глуповцам предстояло пережить еще одно «покаяние» — неизмеримо более страшное. Страшная фигура Угрюм-Бурчеева прямо и сразу же вызывала в сознании читателей облик и в особенности деятельность александровского «временщика», всемогущего А.А. Аракчеева.
14
Угрюм-Бурчеевщина В числе же элементов, составлявших природу Угрюм-Бурчеева,...
Угрюм-Бурчеевщина В числе же элементов, составлявших природу Угрюм-Бурчеева, отсутствовали всякие следы каких-либо эмоций: все человеческое было заменено в нем «непреклонностью, действовавшею с регулярностью самого отчетливого механизма». Опять-таки перед нами кукла, механизм, «запрограммированный» лишь на прямую линию, доведенную до абсурда, до наготы. Такое извращение самой сущности, самого естества природы человеческой есть вместе с тем полное осуществление идеи самовластия в ее до предела очищенном от всякой движущейся, переливающейся многочисленными оттенками и красками жизни виде. Портрет Угрюм-Бурчеева, сохранившийся в городском архиве,— лицо (маска) такой власти: «Перед глазами зрителя восстает чистейший тип идиота, принявшего какое-то мрачное решение и давшего себе клятву привести его в исполнение». «Ка-за-р-рмы!» — вот краткая, окончательная, исчерпывающая формула угрюм-бурчеевского идеала. Потрясающая своей казарменной простотой и бесчеловечностью угрюм-бурчеевская «антиутопия» - это такое представление об идеале социального устройства, которое ставит своей целью не достижение полноты человеческого бытия, а напротив, его унижающее упрощение.
15
Перехват-Залихватский Летопись, веденная четырьмя архивариусами, обрывается н...
Перехват-Залихватский Летопись, веденная четырьмя архивариусами, обрывается на 1825 годе. В этом году приходит «некто», кто оказывается «ужаснее» Угрюм-Бурчеева, и именно тогда, как сказано в предисловии «От издателя», «по-видимому, даже для архивариусов литературная деятельность перестала быть доступною». Символом «исторического тупика», наступившего в 1825 (или 1826) году, должен был стать Перехват-Залихватский Архистратиг Стратилатович, майор, о котором в «Описи градоначальникам» сказано только: «О сем умолчу. Въехал в Глупов на белом коне, сжег гимназию и упразднил науки». Не является ли эта зловещая фигура глубоко скрытым иносказательным намеком на приход новой, «внеисторической» эпохи или истори-ческого тупика после поражения восстания декабристов и воцарения Николая I? Эзопов язык Щедрина столь богат, что однозначные трактовки здесь невозможны, ибо искажают глубинные смыслы его сатиры, хотя такое сопоставление и напрашивается само собою.
16
Конец истории. Что такое «оно»? 		Некоторые исследователи творчества Щедрина...
Конец истории. Что такое «оно»? Некоторые исследователи творчества Щедрина полагали, что «оно» символизи-рует выражение народного гнева, гнева «устыдившихся» глуповцев — восстание, революцию. Такое предположение основывается на том, что глуповцы, когда «переполнилась чаша», после тайных ночных совещаний, вероятно, предприняли какие-то действия ради своего освобождения. Однако представляется несомненным, что Щедрин вполне сознательно оставляет без ответа вопрос: что это за действия и к чему они привели? Именно «после этого» и является «оцепенелой толпе» загадочное «оно». Во всяком случае, очевидно, что «оно» поражает не только градоначальника Угрюм-Бурчеева, но и самих глуповцев. «Оно» является как возмездие, как приговор глуповской истории вообще.
17
ВЫВОД "Историю одного города" Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина (1826-188...
ВЫВОД Историю одного города Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина (1826-1889) современники называли пасквилем на историю государства Российского. Эта книга сохраняет актуальность и в наше время, являясь, по сути, не беспощадным приговором русской действительности, а безжалостной хирургической операцией, вскрывающей и врачующей язвы общества.
18
Литература.
Литература.
 
 
X

Чтобы скачать данную презентацию, порекомендуйте её своим друзьям в любой соц. сети.

После этого кнопка ЗАГРУЗКИ станет активной!

Кнопки рекомендации:

загрузить презентацию