« Двух голосов перекличка…»

Цель: ознакомить учащихся со страницами биографии Марины Цветаевой и Бориса Пастернака, с историей любви в письмах; воспитывать эстетический вкус, любовь к поэзии.

Оборудование. Портреты Марины Цветаевой и Бориса Пастернака, свечи, в оформлении - ветка рябины, выставка книг, столик с письменными принадлежностями, видеозаписи.

Музыкальное оформление: Ф. Шуберт «Аве Мария», Ф.Шопен,

Огинский, Е.Дога, А. Петров, Глюк.

Ведущий. Слово "рок" она всегда писала с большой буквы: как свое имя - Марина. Так, словно Марина и Рок - одно слово. Рок и - Марина Цветаева...

Ведущий. При жизни ее печатали мало. В Праге - журнал "Воля России", в Париже - журнал "Современные записки" и газета "Последние новости"... Эти периодические издания были чуть ли не единственной ее опорой. Однако...

Ведущий. Она знала, что в грядущем будут знать лишь великую поэтессу Цветаеву и пророчила себе славу. Еще в 1913 году, в Коктебеле, она написала такие строки:

Моим стихам, написанным так рано,

Что и не знала я, что я - поэт,

Сорвавшимся, как брызги из фонтана,

Как искры из ракет,

Ворвавшимся, как маленькие черти,

В святилище, где сон и фимиам,

Моим стихам о юности и смерти,

- Нечитанным стихам! -

Разбросанным в пыли по магазинам

(Где их никто не брал и не берет!),

Моим стихам, как драгоценным винам,

Настанет свой черед.

1913, Коктебель

Ведущий. В возрасте четырёх лет Марина начала играть со звуками букв, хотя знала о желании матери сделать из неё музыкантшу. Но у неё не было «музыкального рвения». «Виной, вернее, причиной было излишнее рвение матери, требовавшей с меня не в меру моих сил и способностей, а всей сверхмерности и безвозвратности настоящего рождённого призвания. С меня требовавшей - себя. С меня, уже писателя - меня, никогда не музыканта».

Тем не менее мать, сидящая за роялем, звуки музыки, сам инструмент - его клавиши и педали - очаровывали Цветаеву в детстве.

Цветаева. Бедная мать, как я её огорчала, и как она никогда не узнала, что вся моя «немузыкальность» была - всего лишь другая музыка!

Ведущий. Такими были воспоминания Цветаевой в 30-х годах. Но гораздо раньше она уловила напряжённость материнской натуры.

Цветаева. Её мятущаяся душа жила в нас, только мы демонстрируем то, что она скрывала: её мятеж, её страсть, её тоска стали криком внутри нас.

Ведущий. В 14 лет Марина осталась без матери. Безвременная смерть матери не позволила разрешить конфликты между ними. Марина тут же забросила занятия музыкой и начала серьёзно писать стихи, даже в очерке, написанном спустя годы, Марина может только надеяться на то, что матери «оттуда (меня всю) видней…что она мне, меня - такую, как я есть - простит».

Чтец.

МАМЕ

В старом вальсе штраусовском впервые

Мы услышали твой тихий зов,

С той поры нам чужды все живые

И отраден беглый бой часов.

Мы, как ты, приветствуем закаты,

Упиваясь близостью конца.

Все, чем в лучший вечер мы богаты,

Нам тобою вложено в сердца.

К детским снам клонясь неутомимо,

(Без тебя лишь месяц в них глядел!)

Ты вела своих малюток мимо

Горькой жизни помыслов и дел.

С ранних лет нам близок, кто печален,

Скучен смех и чужд домашний кров...

Наш корабль не в добрый миг отчален

И плывет по воле всех ветров!

Все бледней лазурный остров - детство,

Мы одни на палубе стоим.

Видно грусть оставила в наследство

Ты, о мама, девочкам своим!

Ведущий. Её первый опубликованный сборник, «Вечерний альбом», появился осенью 1910 года. Гимназисткой 7-го класса, никому не сказав ни слова, она просто «снесла стихи в типографию», выбрала обложку для книги и заплатила деньги.

Цветаева. Издала я её по причинам, литературе посторонним, поэзии же родственным, взамен письма к человеку, с которым была лишена возможности сноситься иначе.

Ведущий. И стихи очень напоминают письма Цветаевой: крайне откровенные, исповедальные. В ее словах вообще было что-то демоническое, приводящее в трепет, роковое, как нож гильотины:

Чтец. Не черным - черна

Ночь, черным - черна!

Оболочки радужной

Киноварь, кармин -

Расцедив сетчаткою

Мир на сей и твой -

Больше не запачкаю

Ока красотой.

Ведущий. Вспоминая о своих встречах с Цветаевой, Арсений Тарковский писал: "Она была страшно несчастная, многие ее боялись. Я тоже - немного. Ведь она была чуть-чуть чернокнижницей".

Ведущий. Чернокнижницей! Все равно, что ведьмой: и тех и других когда-то сжигали на кострах. За колдовство. За пророчества...

Ведущий. Трудно сказать, как бы отнеслась Церковь (например, в XV-м веке) к ее стихам, многие из которых действительно можно считать пророческими.

Ведущий. Но была одна история в жизни поэтессы, достойная костра "святой инквизиции". Необыкновенная, сказочная, не допускающая земных формул история ее любви к поэтам Райнеру Мария Рильке и Борису Леонидовичу Пастернаку...

Ведущий. Цветаева жила в Праге. Она эмигрировала не по политическим мотивам, но оставила любимую Россию из-за своего мужа - бывшего белогвардейца Сергея Эфрона, который, после долгого молчания, в 22 году наконец прислал ей письмо в Москву и сообщил свой адрес в Чехии.

Ведущий. В 1922 году, когда она уехала в эмиграцию, Борис Леонидович открыл ее для себя как поэта. И писал ей вдогонку. 27 июня 1922 г. Эренбург передал Цветаевой письмо от Бориса Пастернака, находившегося в Москве. Цветаева и Пастернак случайно встречались там, слушали чтение друг друга, но в то время они были заняты собственной работой. Теперь Пастернак прочёл «Вёрсты». Позже он писал в своей биографии:

Пастернак. Я в Москве купил маленькую книжечку «Вёрсты».

Коли милым назову - не соскучишься.

Превеликою слыву - поцелуйщицей.

Коль по улице плыву - бабы морщатся.

Плясовницею слыву, да притворщицей.

А немилым кто взойдёт, да придвинется -

Подивится весь народ - что за схимница.

Филин ухнет - чёрный кот ощетинится,

Будешь помнить целый год - чернокнижницу.

«Меня сразу покорило лирическое могущество Цветаевской формы, кровно пережитой, не слабогрудой, но сжатой и сгущенной, не запыхивающейся на отдельных строчках... Какая-то близость скрывалась за этими особенностями.... Я написал письмо Цветаевой в Прагу… Она ответила мне. Между нами завязалась переписка. Мы подружились.

Цветаева была женщиной с деятельной мужской душой, решительной, воинствующей, неукротимой».

Ведущий. В ответе на первое письмо Пастернака Цветаева вспоминает об их случайных встречах в революционной России и признает, что никогда не читала его стихов.

Пастернак. «Как могло случиться, что, плетясь вместе с Вами следом за гробом Татьяны Федоровны <�����������������������������������������������������������������������������������������������������

���������������������������������������������������������������������������������������������������������������������������������������������������������������������������������������������������������������������������������������������������������

����й. Сраженный словом, Пастернак написал Цветаевой воодушевленное письмо. Затем выслал в Прагу сборник "Темы и вариации"... ...Цветаева, быть может только из деликатности, попробовала вникнуть в его стихи. Прочла. И - "...обожглась, обожглась и загорелась, и сна нет и дня нет. Только Вы, Вы один..." - писала она в ответ. Так завязалась их многолетняя переписка...

Ведущий. Вскоре в руках Марины оказалась его книга «Сестра моя - Жизнь», и, однажды открыв, она не закрыла её, пока не прочла до конца. Она носила её с собой по городу, в зоопарк, брала с собой на обед и в постель.

Цветаева. Тогда было лето, и у меня был свой балкон в Берлине. Камень, жара, Ваша зелёная книга на коленях (Сидела на полу.) - Я тогда десять дней жила ею, - как на высоком гребне волны: поддалась (послушалась) и не захлебнулась.

В мире, где всяк

Сгорблен и взмылен,

Знаю - один

Мне равносилен.

В мире, где столь

Многого хощем,

Знаю - один

Мне равномощен.

В мире, где все -

Плесень и плющ,

Знаю: один

Ты - равносущ

Мне.

Моему брату в пятом времени года, шестом чувстве и четвёртом измерении - Борису Пастернаку (3 июля 1924 г.)

Пастернак. Марина, золотой мой друг, изумительное, сверхъестественное, родное предназначение, утренняя дымящаяся моя душа, Марина… какие удивительные стихи Вы пишете! Как больно, что сейчас Вы больше меня! Вообще Вы возмутительно большой поэт!

Цветаева. Мой Пастернак, я, может быть, вправду когда-нибудь сделаюсь большим поэтом благодаря Вам! Ведь мне нужно сказать Вам безмерное: разворотить грудь. В беседе это делается путём молчания, а у меня ведь только перо.

Ведущий. Обоим поэтам не пришлось встретиться в жизни так, как в письмах, рукописях.

Чтец.

Не суждено, чтоб сильный с сильным

Соединились бы в мире сём.

Так разминулись Зигфрид с Брунгильдой,

Брачное дело решив мечом.

Порознь! - даже на ложе брачном -

Порознь! - даже сцепясь в кулак -

Порознь! - на языке двузначном -

Поздно и порознь - вот наш брак!

Цветаева. Действие Пастернака равно действию сна. Мы под него подпадаем. В него впадаем. Пастернака, когда мы его понимаем, то понимаем, помимо него, помимо смысла…через интонацию, которая неизменно точна и ясна.

Ведущий. И следующее письмо:

Цветаева Я тебя ни с кем не сопоставляю. Ты никогда не будешь Первым,

только первый - великая тайна и великий шантаж, Борис! - только какая-то

степень последнего, тот же «последний», только принаряженный,

приукрашенный, обезвреженный. У первого есть второй… Единственный не

бывает первым.

Пастернак

Во всём мне хочется дойти

До самой сути.

В работе, в поисках пути.

В сердечной смуте.

До сущности протекших дней,

До их причины,

До оснований, до корней,

До сердцевины.

Всё время схватывая нить

Судеб, событий,

Жить, думать, чувствовать, любить,

Свершать открытья.

О, если бы я только мог

Хотя отчасти,

Я написал бы восемь строк

О свойствах страсти.

О беззаконьях, о грехах,

Бегах, погонях,

Нечаянностях впопыхах,

Локтях, ладонях,

Я вывел быеё закон,

Её начало,

И повторял её имён

Инициалы.

Я б разбивал стихи, как сад.

Всей дрожью жилок

Цвели бы липы в них подряд,

Гуськом, в затылок.

В стихи б я внёс дыханье роз,

Дыханье мяты,

Луга, осоку, сенокос,

Грозы раскаты.

Как некогда Шопен вложил

Живое чудо

Фольварков, парков, рощ. Могил

В свои этюды.

Достигнутого торжества

Игра и мука -

Натянутая тетива

Тугого лука.

Ариадна Эфрон. Два человека - он и она! - разновозрастных, равномощных во врожденном и избранном поэтическом даровании, равноязыких, живущих бок о бок в одно и то же время, в одном и том же городе и в нём эпизодически встречающихся, обретают друг друга лишь в непоправимой разлуке, лишь в письмах и стихах, как в самом крепком из земных объятий!

Чтец.

Рас-стояние: версты, мили...
Нас рас-ставили, рас-садили,
Чтобы тихо себя вели,
По двум разным концам земли.
Рас-стояние: версты, дали...
Нас расклеили, распаяли,
В две руки развели, распяв,
И не знали, что это - сплав

Вдохновений и сухожилий...
Не рассОрили - рассорИли,
Расслоили...
Стена да ров.
Расселили нас, как орлов -

Заговорщиков: версты, дали...
Не расстроили - растеряли.
По трущобам земных широт

Рассовали нас, как сирот.

Который уж - ну который - март?!
Разбили нас - как колоду карт!

24 марта 1925

Ведущий «Попала ко мне случайно, ремингтонированная, без знаков препинания...» - писал Борис Леонидович о «Поэме Конца». А, собственно говоря, он-то и был главным адресатом в России, в Москве. Ему Марина Ивановна стремилась переслать, переправить все, что выходило из-под ее пера, его мнением она дорожила. «Когда я пишу, я ни о чем не думаю, кроме вещи. Потом, когда напишу, - о тебе...»

Ведущий. Она писала в каких-то далеких, неведомых Вшенорах, Медоне, Кламаре, а стихи ее ходили по Москве, передавались из рук в руки, читались... Она кончает поэму «Крысолов» в ноябре 1925 в Париже, на Rue Rouver, а не проходит еще и года, в августе 1926 в Москве Семен Кирсанов пишет своему другу: «По мнению Асеева, , моему и других, это лучшее, что написано за лет пять. - нечто совершенно гениальное, прости за восторженность! «Крысолов» - верх возможного мастерства...» Стихи текли в Россию!

Пастернак Я четвёртый вечер сую в пальто пучок мглисто - слякотной, дымно-туманной ночной Праги с мостом то вдали, то вдруг с тобой перед самыми глазами - качу к кому-нибудь… и прерывающимся голосом посвящаю в ту бездну ранящей лирики, микеланджеловской раскинутости и толстовской глухоты, которая называется «Поэма Конца». Какой ты дьявольски большой артист, Марина!

Цветаева. Ничья хвала и ничьё признание мне не нужны, кроме Вашего. О, не бойтесь своих безмерных слов, их вина в том, что они ещё слова, то есть не могут быть ещё только чувствами.

Чтец.

Терпеливо, как щебень бьют,

Терпеливо, как смерти ждут,

Терпеливо, как вести зреют,

Терпеливо, как месть лелеют -

Буду ждать тебя (пальцы в жгут -

Так Монархини ждёт наложник)

Терпеливо, как рифмы ждут,

Терпеливо. Как руки гложут.

Буду ждать тебя (в землю - взгляд,

Зубы в губы. Столбняк. Булыжник).

Терпеливо, как негу длят,

Терпеливо, как бисер нижут.

Скрип полозьев, ответный скрип

Двери: рокот ветров таёжных.

Высочайший пришел рескрипт:

Смена царства и вход вельможе.

И домой:

В неземной -

Да мой.

Ведущий. Это через тридцать с лишним лет Бориса Пастернака будут знать во всем мире, как выдающегося русского поэта и "продолжателя благородных традиций великой русской прозы"; лишь в 1958 году весь мир прочтет его роман о Юрии Живаго, за который автор будет удостоен Нобелевской премии и... анафемы на родине. А тогда - в 20-х годах - поэт Борис Леонидович Пастернак был мало кому известен.

Но Цветаева видела его будущее.

Так кто же она? Ясновидящая? Прорицательница?

Цветаева. «..(Кстати: внезапное озарение: Вы будете очень старым, Вам предстоит долгое восхождение, - пишет она в письме Пастернаку, - постарайтесь не воткнуть Регенту палки в колесо!)... А знаете, Пастернак, Вам нужно писать большую вещь. Это будет Ваша вторая жизнь, первая жизнь, единственная жизнь.»

Вот она - «палка в колесо Регенту» - роман «Доктор Живаго»!

Ведущий. Цветаева обращалась к нему в своих письмах на "вы" и не иначе, как - Пастернак: Он тоже не смел сказать ей "ты" до самой весны 1926 года... Настоящую поэзию (живопись, музыку - все гениальное) трудно, почти невозможно постичь сразу. Постичь, принять и полюбить с первого взгляда, с первого аккорда, с первой строчки... "Цветаева не доходила до меня", - будет вспоминать Пастернак. "Не доходила"!..

Ведуший. А теперь... теперь он был в нее влюблен. Она ему снилась...

Ведущий. Он поехал в Прагу. Но Цветаевой там не застал.

Ведущий. Двумя годами позже они оба в одно и то же время приезжали в Берлин, но снова разминулись... Очевидно, им было так суждено: знать друг друга лишь по письмам.

Ведущий. И вот настал 26-й год... Цветаева переехала жить во Францию. Пастернак, после несостоявшихся встреч решил, что признается ей в любви... заочно.

Чтец.

Любимая - жуть! Когда любит поэт

Влюбляется бог неприкаянный.

И хаос опять выползает на свет,

Как во времена ископаемых.

Глаза ему тонны туманов слезят,

Он застлан. Он кажется мамонтом.

Он вышел из моды. Он знает - нельзя:

Прошли времена и - безграмотно.

Пастернак. "Ты моя безусловность, - напишет он ей в конце марта 26-го года. - Сильнейшая любовь на которую я способен, только часть моего чувства к тебе..."

Ведущий. С этих пор они стали говорить друг другу "ты"... После этого признания, Пастернак еще с большим рвением торопился увидеться с ней. И спрашивал в письме: "Ехать мне к тебе сейчас или через год?.."

Ведущий. Цветаева отказалась от этой встречи. Она любила его - как друга, как поэта, как человека - любила бесконечной любовью души - Психеи, но страшилась "всеобщей катастрофы" - любви Евы.

Чтец (или пение)

Мне нравится, что вы больны не мной,

Мне нравится, что я больна не вами,

Что никогда тяжелый шар земной

Не уплывет под нашими ногами.

Мне нравится, что можно быть смешной -

Распущенной - и не играть словами,

И не краснеть удушливой волной,

Слегка соприкоснувшись рукавами.

Мне нравится еще, что вы при мне

Спокойно обнимаете другую,

Не прочите мне в адовом огне

Гореть за то, что я не вас целую.

Что имя нежное мое, мой нежный, не

Упоминаете ни днем, ни ночью - всуе...

Что никогда в церковной тишине

Не пропоют над нами: аллилуйя!

Спасибо вам и сердцем и рукой

За то, что вы меня - не зная сами! -

Так любите: за мой ночной покой,

За редкость встреч закатными часами,

За наши не-гулянья под луной,

За солнце, не у нас над головами,-

За то, что вы больны - увы! - не мной,

За то, что я больна - увы! - не вами!

Ведущий. "Что бы мы стали делать с тобой в жизни?" - спросит она когда-то Пастернака. " Поехали бы к Рильке" - ответит он.

Ведущий. Если Борис Пастернак был для Марины Цветаевой равным, то этого нельзя было сказать о Райнере Рильке, который существовал для нее в поднебесье - неким божеством, был наравне с Гете - Орфеем явившемся в Германии.

Ведущий. Пастернак тоже относился к Рильке, как к властелину поэтических тайн, как к гению.

Ведущий. В 22-м году Пастернак "в конверте" преподнес Цветаевой себя. Теперь - в 26-м - "подарил" ей Рильке ...

Ведущий. А тем временем шли и шли лавиной любви и ревности письма из Москвы....

...Любимая - жуть! Когда любит поэт...

Ведущий. Что она могла теперь ответить Пастернаку? Он ей не снился. Он оказался лишним, добавочным, не вписанным в окоем.... Отныне в этом мире существовал только Рильке.

Романс М.Таривердиева

Хочу у зеркала, где муть

И сон туманящий,

Я выпытать - куда Вам путь

И где пристанище.

Я вижу: мачта корабля,

И Вы - на палубе…

Вы в дыме поезда… поля

В вечерней жалобе…

Вечерние поля в росе,

Над ними - вОроны…

- Благословляю Вас на все

Четыре стороны!

Ведущий. В январе 1928 года, после смерти Рильке, после долгого перерыва, Пастернак получил от Цветаевой письмо: «Я тебя никогда не звала, теперь - время».

Ведущий. Марина приглашала его поехать вместе с ней в Лондон.

Ведущий. Нить Ариадны не могла, не должна была оборваться. Марина не хотела смиряться с Роком. Обращаясь к Пастернаку, она звала Рильке. Мёртвого Рильке.

Ведущий. И Пастернак это понимал. Он не ответил на её письмо и не поехал с ней в Лондон. Он всё ещё продолжал её любить. Но, видимо, уже смирился с Роком, ещё раз убедившись, насколько справедливыми бывают слова поэтов

…das ewige Paar der sish -Nie - Begegnenden…

…Вечные двое, которые - никогда - не могут встретиться…

Пастернак. Летом 1935 г. я, сам не свой почти от годовой бессонницы, попал в Париж, на антифашистский конгресс. Там я познакомился с сыном, дочерью и мужем Цветаевой и как брата полюбил этого обаятельного, тонкого и стойкого человека. Члены семьи Цветаевой настаивали на возвращении в Россию… Я не знал, что посоветовать, и слишком боялся, что ей и её замечательному семейству будет у нас трудно и неспокойно. Общая трагедия семьи неизмеримо превзошла мои опасения.

Ведущий. Когда-то, в двадцатых годах, Борис Леонидович считал, что для Марины Ивановны пагубен отрыв от России, что ей надо немедля вернуться назад. «Выправить эту ошибку судьбы, по нашим дням, еще Геркулесово дело. Но оно и единственное, других я не знаю...» - писал он ей. Пока не было возможности вернуть Цветаеву самое, он старался вернуть в Россию ее стихи. Когда же наконец Марина Ивановна вернется, - он скажет, что не ко времени это...

(звучит Полонез Огинского)

Чтец. Тоска по родине!.. Давно
Разоблаченная морока!
Мне совершенно все равно -
Где совершенно одинокой

Быть, по каким камням домой
Брести с кошелкою базарной
В дом, и не знающий, что - мой,
Как госпиталь или казарма.

Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст,

И всё - равно, и всё - едино

Но если по дороге - куст

Встает, особенно - рябина...

Ведущий. Тоска по родине звучит и в стихотворении, адресованном Борису Пастернаку:

Русской ржи от меня поклон,
Ниве, где баба застится...
Друг! Дожди за моим окном,
Беды и блажи на сердце...
Ты, в погудке дождей и бед -
То ж, что Гомер в гекзаметре.
Дай мне руку - на весь тот свет!
Здесь - мои обе заняты.

Ведущий. В 1939г. Марина Цветаев с сыном приехала в Москву вслед за мужем и дочерью, вернувшимися в СССР в 1937г.

Невидимка, двойник, пересмешник…

Что ты прячешься в чёрных кустах? -

То забьёшься в дырявый скворечник,

То блеснёшь на погибших крестах.

Ты кричишь из Маринкиной башни:

«Я сегодня вернулась домой.

Полюбуйтесь, родимые пашни,

Что за это случилось со мной.

Ведущий. (запись современника) «...Мы с Б.Л. (Борисом Леонидовичем Пастернаком) вышли из дома, он пошел проводить меня на трамвай. По дороге он сказал мне:

- Под строгим секретом я вам сообщу, что в Москве живет Марина Цветаева. Ее впустили в СССР за то, что ее близкие искупили свои грехи в Испании, сражаясь, во Франции - работая в Народном фронте. Она приехала сюда накануне советско-германского пакта. Ее подобрали, исходя из принципа «в дороге и веревочка может пригодиться». Но сейчас дорога пройдена, Испания и Франция нас больше не интересуют. Поэтому не только веревочку, могут бросить и карету, и даже ямщика изрубить на солонину. Судьба Цветаевой поэтому сейчас на волоске. Ей велели жить в строжайшем инкогнито. Она и у меня была всего раз, оставила мне книгу замечательных стихов и записей. Там есть стихи, написанные во время оккупации Чехословакии Германией. Цветаева ведь жила в Чехии и прижилась там. Эти стихи - такие антифашистские, что могли бы и у нас в свое время печататься. Несмотря на то, что Цветаева - германофилка, она нашла мужество с гневом обратиться в этих стихах с призывом к Германии не бороться с чехами. Цветаева - настоящий большой человек, она прошла страшную жизнь солдатской жены, жизнь, полную лишений. Она терпела голод, холод, ужас, ибо в эмиграции она была бунтаркой, настроенной против своих же, белых, она там не прижилась».

Ведущий. Надежды, связанные с возвращением на родину, не оправдались. Тяжёлые удары судьбы обрушились на поэтессу. Арест мужа и старшей дочери Али, Ариадны. Начало войны отъезд в Елабугу. Полная духовная изоляция. Ни весточки от близких. И думы, думы… Испепеляющие душу, не оставляющие места желанию жить.

Чтец. И отступилась я здесь от всего,

От земного всякого блага.

Духом, хранителем «места сего»

Стала лесная коряга.

Все мы немножко у жизни в гостях,

Жить - это только привычка.

Чудится мне на воздушных путях

Двух голосов перекличка.

Двух? А ещё у восточной стены,

В зарослях крепкой малины,

Тёмная, свежая ветвь бузины…

Это - письмо от Марины.

Цветаева. «Борис, сделаем чудо. Когда я думаю о своём смертном часе, я всегда думаю: кого? Чью руку? И только твою! Я не хочу ни священников, ни поэтов, я хочу только того, кто только для меня одной знает слова, из-за, через меня их нашёл, узнал. Я хочу такой силы в телесном ощущении рук. Я хочу твоего слова, Борис, на ту жизнь». «Пастернак, ведь ноги миллиарды вёрст пройдут, пока мы встретимся».

Ведущий. В начале войны Марина Ивановна вместе с сыном эвакуировалась в составе писательской организации в Чистополь, а затем в небольшой городок Елабугу на Каме. Но в Елабуге навис ужас остаться без работы. Надеясь получить что-нибудь в Чистополе, где, в основном, находились эвакуированные московские литераторы, Марина Ивановна съездила туда, получила согласие на прописку и оставила заявление:

«В Совет Литфонда. Прошу принять меня на работу в качестве судомойки в открывающуюся столовую Литфонда. 26 августа 1941 года»

Цветаева. «... Я постепенно утрачиваю чувство реальности: меня - все меньше и меньше... Никто не видит, не знает, что я год ищу глазами - крюк... Я год примеряю смерть. Все уродливо и страшно... Я не хочу умереть. Я хочу не быть...»

Ведущий. Она повесилась 31 августа 1941 года в Елабуге, в грязных сенях деревенской убогой избы, где жила со своим сыном.

Чтец.

Знаю, умру на заре! На которой из двух,

Вместе с которой из двух - не решить по заказу!

Ах, если б можно, чтоб дважды мой факел потух!

Чтоб на вечерней заре и на утренней сразу!

Пляшущим шагом прошла по земле!- Неба дочь!

С полным передником роз!- Ни ростка не наруша!

Знаю, умру на заре!- Ястребиную ночь

Бог не пошлет по мою лебединую душу!

Нежной рукой отведя нецелованный крест,

В щедрое небо рванусь за последним приветом.

Прорезь зари - и ответной улыбки прорез...

- Я и в предсмертной икоте останусь поэтом!

Ведущий. Свидетельство о смерти было выдано сыну 1 сентября. В графе «Род занятий умершей» написано - «эвакуированная». Звучит музыка. «Ностальгия» В исполнении Ф. Гойи (гитара).

Ведущий. Повезли прямо из больничного морга в казенном гробу, повезли по пыльной дороге туда вверх, в гору, где темнели сосны. Кто провожал ее в последний путь? Кто шел за гробом? Не все ли равно!.. Гроб: точка стечения всех человеческих одиночеств, одиночество последнее и крайнее... Могила затерялась. (Музыка заканчивается.)

Ведущий. «Нет в мире виноватых», - сказал когда-то Шекспир. Но может быть, тот великий, который скажет когда-нибудь, что все виноваты, будет не менее прав.

Звучит «Аве Мария» И. Баха, Ш. Гуно.

Пастернак. Вчера ночью Федин сказал мне, будто с собой покончила Марина… Я не хочу верить этому. Если это правда, то какой же это ужас!.. Ах, какая вина на мне, если это так!.. Это никогда не простится мне.

Чтец.

Мне так трудно до сих пор

Вообразить тебя умершей,

Как скопидомкой - мильонершей

Средь голодающих сестёр.

Что сделать мне тебе в угоду?

Дай как-нибудь об этом весть.

В молчаньи твоего ухода

Упрёк невысказанный есть.

Всегда загадочны утраты.

В бесплодных розысках в ответ

Я мучаюсь без результата:

У смерти очертаний нет.

Тут всё - полуслова и тени,

Обмолвки и самообман,

И только верой в воскресенье

Какой - то указатель дан.

Зима - как пышные поминки:

Наружу выйти из жилья,

Прибавить к сумеркам коринки,

Облить вином - вот и кутья.

Пред домом яблоня в сугробе.

И город в снежной пелене -

Твоё огромное надгробье,

Как целый год казалось мне.

Лицом повёрнутая к Богу,

Ты тянешься к нему с земли,

Как в дни, когда тебе итога

Ещё на ней не подвели.

Ариадна Эфрон. Дорогой Борис! Живу в Рязани уже скоро год, работаю в местном художественном училище… Работать приходится очень много. Всё мечтала этим летом съездить в Елабугу, но, конечно, при таком заработке это совсем неосуществимо. Асеев писал мне, что мамину могилу разыскать невозможно. Не верю.

Реквием ( в исполнении А. Пугачёвой)

Уж сколько их упало в эту бездну,

Разверзтую вдали!

Настанет день, когда и я исчезну

С поверхности земли.

Застынет все, что пело и боролось,

Сияло и рвалось.

И зелень глаз моих, и нежный голос,

И золото волос.

И будет жизнь с ее насущным хлебом,

С забывчивостью дня.

И будет все - как будто бы под небом

И не было меня!

Изменчивой, как дети, в каждой мине,

И так недолго злой,

Любившей час, когда дрова в камине

Становятся золой.

Виолончель, и кавалькады в чаще,

И колокол в селе...

- Меня, такой живой и настоящей

На ласковой земле!

К вам всем - что мне, ни в чем не знавшей меры,

Чужие и свои?!-

Я обращаюсь с требованьем веры

И с просьбой о любви.

И день и ночь, и письменно и устно:

За правду да и нет,

За то, что мне так часто - слишком грустно

И только двадцать лет,

За то, что мне прямая неизбежность -

Прощение обид,

За всю мою безудержную нежность

И слишком гордый вид,

За быстроту стремительных событий,

За правду, за игру...

- Послушайте! - Еще меня любите

За то, что я умру.