План-конспект литературно-музыкальной гостинной по теме Во всем мне хочется дойти до самой сути... (Б.Л.Пастернак)

Во всем мне хочется дойти до самой сути...

(Борису Леонидовичу Пастернаку посвящается).

</<font face="Times New Roman, serif">Цели: продолжить знакомство с творчеством Бориса Пастернака, развивать умение выразительно читать поэтические тексты, воспитывать любовь к поэзии и музыке.

Оборудование: портрет Пастернака, выставка книг, свечи, записи на плакатах, музыка.

Стихотворения учащимися выучены заранее.

"Единственное, что в нашей власти,-

это суметь не исказить голоса жизни, звучащего в нас."

Б. Пастернак

Жить и сгорать у всех в обычае.

Но жизнь тогда лишь обессмертишь,

Когда ей к славе и величию

Своею жертвой путь прочертишь.

Б.Пастернак

"В Пастернаке себя не забывают: обретают и себя, и Пастернака, то есть новый глаз, новый слух".

М.Цветаева.

Вошло в закон, что на Руси

При жизни нет житья поэтам,

О чем другом, но не об этом

У черта за душу проси.

НИКОГО НЕ БУДЕТ В ДОМЕ. (исполняют учитель и учащиеся)

Никого не будет в доме

Кроме сумерек. Один

Зимний день в сквозном проеме

Незадернутых гардин / 2 раза.

Только белых мокрых комьев

Быстрый промельк моховой

Только крыши, снег, и кроме

Крыш и снега никого / 2 раза.

И опять зачертит иней

И опять завертит мной

Прошлогоднее унынье

И дела зимы иной / 2 раза.

Но нежданно по портьере

Пробежит вторженья дрожь

Тишину шагами меря / 3 раза.

Ты, как в будущность, войдешь

Ты появишься у двери

В чем-то белом, без причуд

В чем-то впрямь, из тех материй,

Из которых хлопья шьют / 2 раза.

Во всем мне хочется дойти

До самой сути.

В работе, в поисках пути,

В сердечной смуте.

До сущности протекших дней

До их причины,

До оснований, до корней,

До сердцевины.

Все время схватывая нить

Судеб, событий,

Жить, думать, чувствовать, любить,

Свершать открытия.

О, если бы я только мог,

Хотя отчасти,

Я написал бы восемь строк

О свойствах страсти.

О беззаконьях, о грехах,

Бегах, погонях,

Нечаянностях впопыхах,

Локтях, ладонях.

Я вывел бы ее закон,

Ее начало,

И повторял ее имен Инициалы.

Я б разбивал стихи, как сад.

Всей дрожью жилок

Цвели бы липы в них подряд

Гуськом в затылок,

В стихи я б внес дыханье роз,

Дыханье мяты,

Луга, осоку, сенокос,

Грозы раскаты.

Так некогда Шопен вложил

Живое чудо

Фольварков, парков, рощ, могил

В свои этюды.

Достигнутого торжества

Игра и мука -

Натянутая тетива

Тугого лука.

Действия Пастернака равно действию сна. Мы его не понимаем. Мы в него попадаем. Мы в него впадаем. Мы понимаем его через интонацию, которая неизменно точна и ясна.

Долгое время Пастернака числили среди писателей, абсолютно недопустимых для детей и юношества, теперь стало неудобным признаваться в непонимании его творений. Сегодня мы попытаемся найти в себе силы признаться и постараться и понять...

Кто этот человек?

И чем дорого его творчество?

Жизнь поэта начиналась с гармонии.

29 января (по строму стилю) 10 февраля (по новому) 1890 года в 12 часов в Москве в семье молодого живописца Леонида Осиповича Пастернака и пианистки Розалии Исидоровны Пастернак- Кауфман родился сын, его назвали Борис (= борец).

С детства мальчик отличался чрезвычайной впечатлительностью. Семейный уклад создал пожизненную привычку к ежедневной профессиональной работе.

С детства его окружали натуральные зарисовки и эскизы отца, музыкальный мир состояний и образов ежедневных занятий матери. С младшим братом играли в выставки картин, устраивали вернисажи, издавали литературно-художественный журнал.

Летом 1903 года в Оболенском Борис впервые сел на лошадь и увязался в ночное. Но он был сброшен разомчавшейся лошадью под копыта несущегося табуна и чудом не погиб. Сломанная в бедре нога срослась с укорочением.

Пастернак разом выбыл из двух предстоящих мировых войн и одной гражданской. Если учесть, что эти войны наряду с тремя революциями стали для пастернаковского поколения средоточением Истории, то ясно, что сама судьба изначально поставила поэта в позицию созерцателя, гостя на жизненном пиру и предопределила глубинное своеобразие его исторического и художественного мышления. Не случайно он подчеркивает, что именно с этого "падения" начался его путь в творчество.

Хромота стала знаком отмеченности, избранничества - как хромота библейского Иакова, боровшегося во мраке с Ангелом Божьим.

СОЗЕРЦАНИЕ

(пер. Рильке).

Как мелки наши с жизнью споры,

Как крупно то, что против нас!..

Когда б мы поддались напору

Стихии, ищущей простора,

Мы выросли бы во сто раз.

Так ангел Ветхого завета

Нашел соперника под стать...

Кого тот ангел победил,

Тот правым, не гордясь собою,

Выходит из такого боя

В сознаньи и расцвете сил.

Не станет он искать побед.

Он ждет, чтоб высшее начало

Его все чаще побеждало,

Чтобы расти ему в ответ.

Литературный дебют Бориса Пастернака необычен. Стихи и прозу он начал писать лишь в 19 лет, но зато очень рано и очень интенсивно занимался музыкой (в том числе композицией).

В 1903 году Борис был поражен и очарован, услыхав, как на соседней даче А.Н.Скрябин сочиняет Третью симфонию. Мальчик с изумлением узнавал в музыке окружающую природу, гуденье леса, пенье птиц. Он не откладывая, принял решение учиться музыкальной композиции.

Одновременно с учебой в гимназии он практически прошел курс консерватории, но юноша предъявлял к себе слишком высокие требования, которые были невыносимы.

После 6 лет усердного труда, направленного на постижение муки, Пастернак отказывается от нее. И причины для этого были. Пастернак сыграл Скрябину свои произведения. Он выслушал, поддержал, окрылил и благословил его, но у Бориса была тайная беда: во-первых, у него не было абсолютного слуха, способности угадывать высоту ноты. Отсутствие этого свойства унижало и печалило Пастернака, он считал, что его музыка неугодна судьбе и небу. Кроме того, Пастернак был беспомощен в отношении практическом. Он едва играл на рояле и практически не знал нотной грамоты. Пастернак вырвал из себя музыку перестал прикасаться к роялю, не ходил на концерты, избегал встреч с музыкантам.

Весной 1913 г. Пастернак блестяще окончил Московский университет.

К 1914 г. вышла его первая книга "Близнец в тучах".

Февраль. Достать чернил и плакать!

Писать о феврале навзрыд,

Пока грохочущая слякоть

Весною черною горит.



Достать пролетку. За шесть гривен,

Чрез благовест, чрез клик колес,

Перенестись туда, где ливень

Еще шумней чернил и слез.



Где, как обугленные груши,

С деревьев тысячи грачей

Сорвутся в лужи и обрушат

Сухую грусть на дно очей.



Под ней проталины чернеют,

И ветер криками изрыт,

И чем случайней, тем вернее

Слагаются стихи навзрыд.

Весной 1914 г. Пастернак встретился с Маяковским, который произвел на него огромное впечатление. Борис Пастернак вступал в поэзию в составе футуристической группы "Центрифуги", примкнул к ЛЕФу (Левому Фронту искусств) центром и лидером, которого был Маяковский.

Освобожденный от воинской службы Пастернак идет на Урал конторщиком химических заводов, работавших на оборону. Работа в конторе позволяла Пастернаку писать свое и заниматься переводом.

ХАНДРА.

И сердце растрава,

И дождик с утра.

Откуда бы, право,

Такая хандра?

О дождик желанный,

Твой шорох - предлог

Душе бесталанной

Всплакнуть под шумок.

Откуда ж кручина

И сердца вдовство?

Хандра без причины

И ни от чего.

Хандра ниоткуда,

На то и хандра,

Когда не от худа

И не от добра.

К концу 1916г. вышла в свет его вторая книга стихотворений "Поверх барьеров".

Все наденут сегодня пальто

И заденут за поросль капель,

Но из них не заметит никто,

Что опять я ненастьями запил.

Засребрятся малины листы,

Запрокинувшись кверху изнанкой.

Солнце грустно сегодня, как ты, -

Солнце нынче, как ты, северянка.

Все наденут сегодня пальто,

Но и мы проживем без убытка.

Нынче нам не заменит ничто

Затуманившегося напитка.

Военные годы способствуют укреплению профессионализма Пастернака. Он вырабатывает и развивает в себе духовный абсолютный слух.

Узнав о Февральской революции, Пастернак вернулся в Москву. Революционным летом 1917 г. выходит его книга "Сестра моя - жизнь".

Сестра моя - жизнь и сегодня в разливе

Расшиблась весенним дождем обо всех,

Но люди в брелоках высоко брюзгливы

И вежливо жалят, как змеи в овсе.

У старших на это свои есть резоны.

Бесспорно, бесспорно смешон твой резон,

Что в грозу лиловы глаза и газоны

И пахнет сырой резедой горизонт.

Что в мае, когда поездов расписанье

Камышинской веткой читаешь в купе,

Оно грандиозней святого писанья

И черных от пыли и бурь канапе.

Что только нарвется, разлаявшись, тормоз

На мирных сельчан в захолустном вине,

С матрацов глядят, не моя ли платформа,

И солнце, садясь, соболезнует мне.

И в третий плеснув, уплывает звоночек

Сплошным извиненьем: жалею, не здесь.

Под шторку несет обгорающей ночью

И рушится степь со ступенек к звезде.

Мигая, моргая, но спят где-то сладко,

И фата-морганой любимая спит

Тем часом, как сердце, плеща по площадкам,

Вагонными дверцами сыплет в степи.

И Пастернак занял одной из первых мест среди литературных имен своего времени. Книга приобрела известность и вызвала восторженные отзывы Брюсова, Цветаевой, Маяковского, Мандельштама.

Творческий подъем 1917-1918 г. ознаменовался выходом книги стихов "Темы и вариации" и упрочнением его имени. Однако у Пастернака начинается душевный спад, нарастает недовольство собою.

В это время его поддерживают Марина Цветаева, живущая в эмиграции, и Ахматова. Людям, чья судьба касалась и трогала Пастернака, поэт посвящал стихи.

АННЕ АХМАТОВОЙ

Мне кажется, я подберу слова,

Похожие на вашу первозданность.

А ошибусь, - мне это трын-трава,

Я все равно с ошибкой не расстанусь.

Я слышу мокрых кровель говорок,

Торцовых плит заглохшие эклоги.

Какой-то город, явный с первых строк,

Растет и отдается в каждом слоге.

Кругом весна, но за город нельзя.

Еще строга заказчица скупая.

Г лаза шитьем за лампою слезя,

Горит заря, спины не разгибая.

Вдыхая дали Ладожскую гладь,

Спешит к воде, смиряя сил упадок.

С таких гулянок ничего не взять.

Каналы пахнут затхлостью укладок.

По ним ныряет, как пустой орех,

Горячий ветер и колышет веки

Ветвей и звезд, и фонарей, и вех,

И с моста вдаль глядящей белошвейки.

Бывает глаз по-разному остер,

По-разному бывает образ точен.

На самой страшной крепости раствор -

Ночная даль под взглядом белой ночи.

Таким я вижу облик ваш и взгляд.

Он мне внушен не тем столбом из соли,

Которым вы пять лет тому назад

Испуг оглядки к рифме прикололи,

Но, исходив от ваших первых книг,

Где крепли прозы пристальной крупицы,

Он и во всех, как искры проводник,

Событья былья заставляет биться.

МАРИНЕ ЦВЕТАЕВОЙ.

Мне также трудно до сих пор

Вообразить тебя умершей,

Как скопидомкой - мильонершей

Средь голодающих сестер.

Что сделать мне тебе в угоду?

Дай как-нибудь об этом весть.

В молчаньи твоего ухода

Упрек невысказанный есть.

Всегда загадочны утраты.

В бесплодных розысках в ответ

Я мучаюсь без результата:

У смерти очертаний нет.

Тут все - полуслова и тени,

Обмолвки и самообман,

И только верой в воскресенье

Какой-то указатель дан.

Зима - как пышные поминки:

Наружу выйти из жилья,

Прибавить к сумеркам коринки,

Облить вином - вот и кутья.

Пред домом яблоня в сугробе.

И город в снежной пелене -

Твое огромное надгробье,

Как целый год казалось мне.

Лицом повернутая к Богу,

Ты тянешься к нему с земли,

Как в дни, когда тебе итога

Еще на ней не подвели.

В 1930 - 1932 г. вышла книга стихов "Второе рождение". А до этого Пастернак перерабатывает свои ранние стихотворения, создает поэму "Спекторский" и "Охранная грамота".

С начала 30-х гг. Пастернак принимал активное участие в создании Союза писателей и выступал с речью на первом его съезде. Весной 1936 г. Пастернак открыто заявил о своем несогласии в обвинении всего талантливого проявления в искусстве и литературе в формализме.

С осени 1936 г. тон печати по отношению к Пастернаку резко изменился.

"Именно в 36 году, - вспоминал Пастернак через 20 лет,- когда начались эти страшные процессы, все сломилось во мне. Я ушел в переводы. Личное творчество кончилось. Оно снова пробудилось накануне войны в 1940 г".

ЦВЕТ НЕБЕСНЫЙ, СИНИЙ ЦВЕТ...(ИСПОЛНЯЕТСЯ ПОД КАРАОКЕ)

Цвет небесный, синий цвет

Полюбил я с малых лет.

В детстве он мне означал

Синеву иных начал.

И теперь, когда достиг

Я вершины дней своих,

В жертву остальным цветам

Голубого не отдам.

Он прекрасен без прикрас,

Этот цвет любимых глаз.

Этот взгляд бездонный твой,

Напоенный синевой.

Этот цвет моей мечты.

Это облик высоты.

В этот голубой раствор

Погружен земной простор.

Это легкий переход

В неизвестность от забот

И от плачущих родных

На похоронах моих.

Это синий, негустой

Иней над моей плитой.

Это сизый, зимний дым

Мглы над именем моим.

(Николаз Барташвили из грузинской поэзии.)

В последние месяцы перед войной Пастернак создает цикл "Переделкино", в котором является к читателю в обновленном виде - глубоким и демократичным.

В годы войны "вечным спутником", духовным примером и собеседником пастернака стал Шекспир. Переводы трагедий Шекспира были не только источником заработка, но давали Пастернаку нравственную опору. Пастернак создает цикл своих стихотворений о войне.

СМЕРТЬ САПЕРА.

Мы время по часам заметили

И к верху поползли по склону.

Вот и обрыв. Мы без свидетелей

У края вражьей обороны.

Вот там она, и там, и тут она -

Везде, везде, до самой кручи.

Как паутиною опутана

Вся проволокою колючей.

Он наших мыслей не подслушивал

И не заглядывал нам в душу.

Он из конюшни вниз обрушивал

Свой бешенный огонь по Зуше. Прожекторы, как ножки циркуля, Лучом вонзались в коновязи.

Прямые попаданья фыркали Фонтанами земли и грязи.

Но чем обстрел дымил багровее,

Тем равнодушнее к осколкам,

В спокойствии и хладнокровии Работали мы тихомолком.

Со мною были люди смелые.

Я знал, что в проволочной чаще Проходы нужные проделаю

Для битвы, завтра предстоящей.

Вдруг одного сапера ранило.

Он отползал от вражьих линий, Привстал, и дух от боли заняло,

И он упал в густой полыни.

Он приходил в себя урывками, Осматривался на пригорке

И щупал место под нашивками

На почерневшей гимнастерке.

И думал: глупость, оцарапали,

И он отвалит от Казани,

К жене и к детям вверх к Сарапулю, -

И вновь и вновь терял сознанье.

Все в жизни может быть издержано, Изведаны все положенья, -

Следы любви самоотверженной

Не подлежат уничтоженью.

Хоть землю грыз от боли раненный,

Но стонами не выдал братьев, Врожденной стойкости крестьянина

И в обмороке не утратив.

Его живым успели вынести.

Час продышал он через силу.

Хотя за речкой почва глинистей,

Там вырыли ему могилу.

Когда, убитые потерею,

К нему сошлись мы на прощанье, Заговорила артиллерия

В две тысячи своих гортаней.

В часах задвигались колесики. Проснулись рычаги и шкивы.

К проделанной покойным просеке

Шагнула армия прорыва.

Сраженье хлынуло в пробоину

И выкатилось на равнину,

Как входит море в край заостренный,

С разбега проломав плотину.

Пехота шла вперед маршрутами,

Как их располагал умерший.

Поздней немногими минутами

Противник дрогнул у Завершья.

Он оставлял снарядов штабели,

Котлы дымящегося супа,

Все, что обозные награбили,

Палатки, ящики и трупы.

Потом дорогую завещанной

Прошло с победами все войско.

Края расширившейся трещины

У Криворожья и Пропойска.

Мы оттого теперь у Гомеля,

Что на поляне в полнолунье

Своей души не экономили

В пластунском деле накануне.

Жить и строгать у всех в обычае,

Но жизнь тогда лишь обессмертишь,

Когда ей к свету и величию

Своею жертвой путь прочертишь.

Радость победы в войне возрождала надежды на долгожданное обновление общества. Радостные предвестия свободы оказались ложными. Но в их свете Пастернак начал писать роман "Доктор Живаго". С этим произведением мы будем знакомиться на уроках литературы.

Идеологический погром, начавшийся с августа 1946 года Ждановским постановлением, сопровождался волнами новых репрессий. Пастернак жил в сознании, что его с минуты на минуту могут арестовать.

"Разумеется, я всегда ко всему готов. Почему со всеми могло быть, а со мной не будет", - повторял он в те годы.

С 1946 г. Пастернак семь раз выдвигался на Нобелевскую премию по литературе. В 1958 г. она была присуждена ему "за выдающиеся достижения в современной лирической поэзии и продолжении благородных традиций великой русской прозы".

Ответная телеграмма Пастернака секретарю Нобелевского комитета Андерсу Эстерлингу выглядела так: "Благодарен, рад, горд, смущен". Вслед за этим разразился беспочвенный политический скандал, получивший название во всем мире "Дело Пастернака".

Но под давлением административно-командной системы власти Борис Пастернак вынужден был отказаться от премии. Его исключили из Союза писателей, хотели лишить права гражданства. Были остановлены издания переводов Пастернака, он был оставлен без заработка.Всемирная слава и одиозность его имени на родине, безденежье, двойственность существования не нарушала поддерживаемый всеми силами ритм работы.

Борис Пастернак очень любил работать при свечах. В один из таких вечеров Пастернак создает замечательное стихотворение.

ЗИМНЯЯ НОЧЬ.(на фоне музыки)

Мело, мело по всей земле

Во все пределы.

Свеча горела на столе,

Свеча горела.

Как летом роем мошкара

Летит на пламя

Слетались хлопья со двора

К оконной раме.

Метель лепила на стекле

Кружки и стрелы.

Свеча горела на столе,

Свеча горела.

На озаренный потолок

Ложились тени,

Скрещенья рук, скрещенья ног,

Судьбы скрещенья.

И падали два башмачка

Со стуком на пол,

И воск слезами с ночника

На платье капал.

И все терялось в вечной мгле,

Седой и белой.

Свеча горела на столе,

Свеча горела.

На свечку дуло из угла,

И жар соблазна

Вздымал, как ангел, два крыла

Крестообразно.

Мело весь месяц в феврале,

И то и дело

Свеча горела на столе,

Свеча горела.

С этим стихотворением перекликается еще одно "Снег идет", которое положено на музыку.

СНЕГ ИДЕТ.(под караоке)

Снег идет, снег идет.

К белым звездочкам в буране

Тянутся цветы герани

За оконный переплет.

Снег идет, и все в смятеньи,

Все пускается в полет, -

Черной лестницы ступени,

Перекрестка поворот.

Снег идет, снег идет,

Словно падают не хлопья,

А в заплатанном салопе

Сходит на земь небосвод.

Словно с видом чудака,

В верхней лестничной площадки,

Крадучись, играя в прятки,

Сходит небо с чердака.

Потому что жизнь не ждет.

Не оглянешься - и святки.

Только промежуток краткий,

Смотришь, там и новый год.

Снег идет густой-густой.

В ногу с ним, стопами теми,

В том же темпе, с ленью той

Или с той же быстротой,

Может быть, проходит время?

Может быть, за годом год

Следует, как снег идет,

Или как слова в поэме?

Снег идет, снег идет,

Снег идет, и все в смятеньи:

Убеленный пешеход,

Удивленные растенья,

Перекрестка поворот.

Нобелевская премия нашла своего героя только 9 декабря 1989 года и была вручена сыну Бориса Пастернака Евгению.

БЫТЬ ЗНАМЕНИТЫМ.

Быть знаменитым некрасиво.

Не это подымает ввысь.

Не надо заводить архива,

Над рукописями трястись.

Цель творчества - самоотдача,

А не шумиха, не успех.

Позорно, ничего не знача,

Быть притчей на устах у всех.

не надо жить без самозванства,

Так жить, чтобы в конце концов

Привлечь к себе любовь пространства,

Услышать будущего звон.

И надо оставлять пробелы

В судьбе, а не среди бумаг,

Места и главы жизни целой

Отчеркивая на полях.

И окунаться в неизвестность,

И прятать в ней свои шаги,

Как прячется в тумане местность,

Когда в ней не видать не зги.

Другие по живому следу

Пройдут твой путь за пядью пять,

Но пораженья от победы

Ты сам не должен отличать.

И должен ни единой долькой

Не отступаться от лица,

Но быть живым, живым и только,

Живым и только до конца.

В 1960 г. у Бориса Пастернака была обнаружена запущенная опухоль в легких.

30 мая 1960 года жизнь разлучилась с ним. На рабочем столе в Переделкино остались незавершенные рукописи великого автора.

НОБЕЛЕВСКАЯ ПРЕМИЯ

Я пропал, как зверь, в загоне.

Где-то люди, воля, свет,

А за мною шум погони.

Мне наружу ходу нет.

Темный лес и берег пруда,

Ели сваленной бревно

Путь отрезан отовсюду,

Будь что будет, все равно.

Что же сделал я за пакость,

Я, убийца и злодей?

Я весь мир заставил плакать

Над красой земли моей.

Но и так, почти у гроба,

Верю я, придет пора.

Силу подлости и злобы

Одолеет дух добра

За 2 года до смерти Пастернак сказал: "Вероятнее всего через много лет после того, как я умру, выясняется, какими широкими, широчайшими основаниями направлялась моя деятельность последних лет, чем она дышала и питалась, чему служила".

Судьба Пастернака удивительна и трагична: машина репрессии, не тронув практически ни разу самого поэта, безжалостно уничтожила дорогих и близких ему людей. Это о них "замученных живыми", тосковала душа поэта, ставшая 'усыпальницей" всех безвинно погибших. Это о них написаны стихи.

Мы были музыкой во льду.

Я говорю про всю среду,С которой я имел в виду

Сойти со сцены, и сойду.

(Здесь места нет стыду)?

Со словами "Милая мама" 8 месяцев до самой смерти каждый вечер Борис Леонидович Пастернак садился за рояль и в полной темноте или с 2-3 свечами играл свою любимую мелодию "К Элизе", которую часто играла им с братом мама.

Вошло в закон, что на Руси

При жизни нет житья поэтам,

О чем другом, но не об этом

У черта за душу просил.

Но чуть взлетит на волю дух,

Нислягут рученьки в черниле,

Уж их по-царски хоронили.

За исключением первых двух.

Из вьюг, из терний, из оков.

Из рук недобрых, мук немалых

Народ над миром поднимал их

И бережно, и высоко.

Из лучших лучшие слова

Он находил про опочивших

Чтоб у девчонок и мальчишек

Сто лет кружилась голова

На что был загнан Пастернак -

Тихоня, бука, нечестивец,

А все ж бессмертью причастились

И на его похоронах.

СВЕЧА БОРИСА ПАСТЕРНАКА(Надежда Гвоздева)

Свою свечу зажег талантом,

За что судьбу благодарил.

Он был поэтом, музыкантом

И русским Гамлетом он был.

Для нас теперь уже не тайна

Задуть пытались ту свечу,

Отдав ее необычайность

Не мудрецу, а палачу.

Не погасить ее, однако:

Есть справедливость на земле

Свеча Бориса Пастернака

Горит, как прежде, на столе.

На этом заканчивается наше сегодняшнее знакомство с Борисом Леонидовичем Пастернаком. Его свеча еще долго будет своим пламенем освещать нашу литературу.