Инсценировка по рассказу В. П. Астафьева ' Солдат и мать'

Инсценировка по рассказу В.П.Астафьева « Солдат и мать»

Действующие лица:

Солдат

Деревенская женщина лет 50

Парнишка

( Солдат возвращается из госпиталя в свою часть. Решил заночевать в деревне, разрушенной, сожженной. Стучится в окно первой избы)

Женщина: - Чего надо? - недружелюбно и настороженно спросила женщина,

разглядывая меня глубоко ввалившимися глазами.

Солдат: - Я из госпиталя... Мне бы переночевать...

Женщина - У меня ночевать не останавливаются, - глухо сказала женщина и отвела

глаза в сторону, - не то место.

Солдат: - Да не стесню ведь, - настаивал я.

Женщина: - Иди вон на тот конец, там изба чище.

Солдат: - Да уж ноги не идут, тетенька.

Женщина: - Дойдут, молодой еще.

Солдат: - Солдата раненого гоните, эх вы!..

( Эти слова подействовали на женщину).

Женщина: - Ну как знаешь, - обронила она и отодвинулась в сторону, пропуская

меня в избу.

( Я вошел в переднюю, вытер ноги о старые ватные брюки, лежавшие у порога, и, как полагается, произнес):

Солдат: - Здравствуйте, люди добрые!

(Мне никто не ответил.. Я стянул шинель, пережившую не одного солдата, и пристроился на скамье под божницей, на которой не было икон. На их месте светлели квадратные пятна).

Вошла хозяйка.

Солдат: - Народу много осталось в деревне?

Женщина: - Много. А целых изб - с полдюжины. Забиты людьми, прямо сказать,

доверху.

Солдат: - А у вас почему нет?

Женщина: - А у меня нету, - отрезала она с раздражением и принялась чистить

картошку.

Солдат: - Родных тоже, значит, нет?.

Женщина: - Ты знаешь что, пришел ночевать, так ложись!

( Женщина взяла топор и пошла на улицу. Я догнал ее в сенцах):

Солдат: - Секундочку, мамаша! Дайте я разомнусь...

Женщина: - Ну что тебе надо? Пришел спать, так спи...

Солдат:- Давайте, давайте, мамаша! Солдат должен помогать гражданскому

населению.

Женщина: - Вот ведь надоедный какой...

( Она все-таки отдала мне топор и возвратилась в избу.

Я схватил топор и принялся торопливо рубить дрова. Рубил, рубил, секира

сорвалась с топорища да чуть не в лоб мне).

Солдат: - Вот так хозяйство!

( Позади меня кто-то захихикал. Я обернулся. За низким плетнем стоял парнишка в живописно залатанной рубахе. Ноги у него были до того вымазаны грязью, что казались обутыми в ичиги).

Солдат:- Ты чего тут подглядываешь? - спросил я. - Вот попало бы топором в

котелок-то, и загремел бы к Богу в рай.

( Мальчишка шмыгнул носом, почесал ногу об ногу):

Парнишка:- Не больно пужай, не из пужливых!

Солдат: - Смотри, какой отчаянный!

( В ответ на это мальчишка выпалил):

Парнишка: - Ты зачем тута на ночь встал? Тута фашистиха живет!

Солдат: - Постой, постой, - опешил я. - Как - фашистиха?

Парнишка: - Так, фашистиха! Не знаешь, так не лезь, куда не полагается. Ейный

сын с фронта смылся и в полицаи наладил. Его наши стукнули во-он

тама, - махнул мальчишка в поле.

Солдат: - Ты вот что, малыш, чем болтать, принес бы лучше топоришко какой-

нибудь.

(Парнишка озадаченно глянул на меня и исчез, но тут снова появился и протянул мне аккуратненький топорик).

Парнишка: - Только не поломай. Он дедкин, - пробормотал мальчишка и почему-то

посмотрел на мои руки.

Солдат: - Ладно, не зажилю, - буркнул я и принялся вытесывать клинышки для

хозяйского топора.

Парнишка:- Пор-рядок! - восхищенно прошептал мальчишка и, видимо, от избытка

чувств снова почесал ногу об ногу. - Дядь, а дядь, айдате к нам ночевать,

а? У нас на полатях теплы-ынь! И яблочки моченые есть. Айдате,а? Солдат:- Не заманивай, малый, не пойду,

(Постель она мне приготовила на кровати, а сама забралась на печь На столе,

привернутая, горела лампа. Около нее, будто окаменелая, сидела хозяйка с

шерстяной шалью на плечах. Она смотрела на меня).

Солдат: - Вы что не спите?

( Хозяйка вздрогнула, подхватила свалившуюся с плеча шаль и сказала,

закручивая пальцами кисточку):

Женщина: - Не спится. Нетути мне сна.

( Было невыносимо тягостно смотреть на нее. Но еще тяжелее молчать. Я кивнул головой на портрет, с которого, еле заметный, глядел в сумрачную избу мужчина, и спросил):

Солдат: - Муж, да?

Женщина: - Мой. Данила. Садовником был, за год до войны помер. А я птичницей

работала, на выставку как-то ездила. Давно это было...

Солдат: - Теперь в саду вместо мужа?

Женщина: - Не-е... Я с колхоза вышла...

Солдат: - Чего так?

Женщина: - Бабы проходу не дают.

Сам-то женатый? Детки есть?

Солдат: - Нет еще. Не успел жениться...

Женщина :- А-а,- с сочувствием и, как мне показалось, даже с сожалением протянула

она и раздумчиво продолжала: - Придет время, женишься, детки пойдут...

Солдат: - Это еще на воде вилами...

Женщина: - Иной раз и живой человек, а мертвому завидует. Вот у меня сынок

был, - выдавила она. - Он покойный, а я за него казнь от людей

принимаю. - Женщина задумалась, глядя мимо, за окно.- Ветер

начинается, разнесет тучи с дождем, легче тебе идти будет, - тихо произнесла

она.

Солдат: - Да-а, может, и легче, - неопределенно протянул я. И снова хозяйка быстро и

пристально взглянула на меня.

- И затяжная непогодь проходит, - заторопился я. - У вас тоже все пройдет. Ваша-то вина какая?

Женщина: - Мир понапрасну не судит! - Женщина запахнула шаль на груди, и

закрыла глаза. - Говорят, гадюка когда родит, то пожирает гадят, если

они не расползутся. А я вот вроде бы и не змея, а тоже...

- Одно дите - свет в окошке, так в народе говорят. А мое дите мне весь свет застило. Чуть чего бывало нашкодит, я его, как курица-парунья, под крылышко. Школу бросил - под крыло, пить взялся - обратно туда же. Девушку-невесту изобидел - шито-крыто сделала, и все это мне шалостями ребячьими представлялось. Только уж когда он товарищей в черные дни спокинул, когда чужеземцу в услужение нанялся, я очнулась и вижу: ничего-то он не любит - ни родную деревню, ни мать... Ему бы, как таракану, в щель какую засунуться. Да только спутал он дом родной со щелью. Выковырнула я его, просила, молила, чтобы свою часть настигал. Послушался вроде бы, пошел, да не туда пошел. От меня потом все прятался. Видно, чувствовал: зарублю я его. Другие люди упокоили его, уберегли меня от этого тяжкого дела...

( Хозяйка опять поднесла кружку ко рту. Посудина стучала о зубы.- Э-эх, кабы прежние годы вернуть, кабы сызнова все начать... - без всякого перехода снова заговорила она).

- Ты с госпиталя на фронт или как? - донесся через некоторое время голос женщины с печи.

( Вопрос был таким неожиданным, так он меня ужалил, что я, сам того не замечая, подскочил и оскорбление, грубо бухнул):

Солдат: - А куда же я могу еще?

Женщина: - Да мало ли куда? Свет велик. Ох-хо-хо, война! Многим она очи

позакрывала, но многим и открыла... Ну, спи, спи, мешаю я, а путь

долог...

( Я вытянулся, закрыл глаза

Утро. Я быстро собрался в путь).

Женщина: Сядь за стол да поешь хорошенько на дорожку.

( Я ел. Она со скрещенными на груди руками стояла возле печи и, сколько я ни упрашивал ее поесть вместе со мной, за стол не садилась. Она смотрела на меня жадно, с большой и доброй печалью)

Солдат: . Спасибо, мать, за ночлег и за хлеб - соль

( Потом помогла мне надеть на плечи вещмешок, мимоходом застегнула крючок

шинели и проводила до калитки.

Я протянул ей руку. Она удивленно уставилась на меня своими до дна выплаканными глазами. Хозяйка осторожно подала мне руку, ровно боялась, как бы тут не было какого-нибудь подвоха).

Солдат: - Ничего, мать, все перемелется, - сказал я и никак не мог подобрать других

нужных слов. Я помолчал, еще раз тряхнул ее руку и тверже повторил: -

Перемелется. Отойдут наши люди сердцем и простят тех, кто прощения

заслуживает, - незлопамятные...

Женщина:- Этим и живу, - ответила женщина, глядя в сторону.

( Уже за околицей я оглянулся и посмотрел на приземистую избушку.

Над давно не стриженным орешником покачивалась худая рука. Не понять было: машет ли она или, по старому обычаю, - благословляет).