Из цикла Азбука нравственности. Способность чувствовать чужую боль

Работая локтями, мы бежали, -

кого-то люди били на базаре.

Как можно было это просмотреть!

Спеша на гвалт, мы прибавляли ходу,

и сопли забывали утереть.

И замерли. В сердчишках что-то сжалось,

когда мы увидали, как сужалось

кольцо тулупов, дох и капелюх,

как он стоял у овощного ряда,

вобравши в плечи голову от града

тычков, пинков, плевков и оплеух.

Вдруг справа кто-то в санки дал с оттяжкой.

Вдруг слева залепили в лоб ледяшкой.

Кровь появилась. И пошло всерьёз.

Все вздыбились. Все скопом завизжали,

обрушившись дрекольем и вожжами,

железными штырями от колёс.

Зря он хрипел им: «Братцы, что вы,

братцы…» -

Толпа сполна хотела рассчитаться,

толпа глухою стала, разъяряясь.

Толпа на тех, кто плохо бил, роптала,

и нечто, с телом схожее, топтала

в снегу весеннем, превращённом в грязь.

Со вкусом били. С выдумкою. Сочно.

Я видел, как сноровисто и точно

лежачему под самый-самый дых,

извожены в грязи, в навозной жиже,

всё добавляли чьи-то сапожищи

с засаленными ушками на них.

Их обладатель - парень с честной мордой

И честностью своею страшно гордый -

Всё бил да приговаривал: «Шалишь!..»

Бил с правотой уверенной, весомой,

и, взмокший, раскрасневшийся, весёлый,

он крикнул мне: «Добавь и ты, малыш!»

Не помню, сколько их, галдевших било.

Быть может, сто, быть может, больше было,

но я, мальчишка, плакал от стыда.

И если сотня, воя оголтело,

кого-то бьёт, - пусть даже и за дело! -

СТО ПЕРВЫМ Я НЕ БУДУ НИКОГДА!

Смотрела недавно по каналу «Культура» передачу, посвященную эволюционному развитию жизни на земле. Красивый голос диктора за кадром вещал, что чувствительность присуща не всем простейшим. Болевые ощущения отсутствуют у

дождевого червя, так устроена его нервная система. Если при вспашке огорода ваша

лопата «сделала дождевого червя немного короче», то он не погибнет, процесс

регенерации через некоторое время восстановит утраченный участок тела. Мальчишки, вездесущий народ, летом ловят голыми руками ящериц, иногда в руках у них остаётся хвост, а ящерка, незаметно ускользая в траве, оставляет испуганными незадачливых «охотников за приключениями». Сингалемия, отсутствие болевых ощущений, явилась основополагающим фактором для эволюционного развития жизни на земле. Мне иногда кажется, что способность чувствовать боль отсутствует не только у простейших, но и у более развитых представителей нашей маленькой голубой планеты. Я имею в виду «частичную сингалемию», т.е. неспособность чувствовать чужую боль людьми. И это не зависит ни от образования, ни от социального статуса, тем более, ни от национальности и от возраста человека. Просто большая часть «разумных существ» напрочь утратила свою чувствительность к своим собратьям, соплеменникам. Так гораздо удобнее выживать. Зачем тратить свои силы, здоровье, нервы на заботы и проблемы других, когда своих, хоть отбавляй. Милосердие, сострадание, сопереживание это уже атавизмы. В своё время об этом писал Даниил Гранин. Работая учителем русского языка и литературы в средней школе №18, которой сейчас уже нет, я проводила сочинение в 11-м классе о милосердии, помощи ближним, человеческом равнодушии. Большая половина учеников написала сочинение традиционно, ни к чему не придерёшься: и вступление, и главная часть, и заключение, - всё на месте. Но все сочинения одинаковые, как отписки наших чиновников, нет в них души, одни казённые штампы. Но одно сочинение мальчика меня заинтересовало, хотя и написано оно было с

нарушением единого орфографического режима, да и ошибок в нём было предостаточно. В нём говорилось о том, что в нашем городе есть дом для престарелых (тогда он ещё располагался в старом здании по ул. Фрунзе), в нём проживало тогда 52 человека. И мальчика удивило то, что у большинства из них есть дети… Так почему же они казались на попечении государства? Почему от них отказались их собственные дети? Ведь они растили своих сыновей и дочерей и, наверное, и не догадывались, какая их ждёт в скором будущем участь. Ответ на эти вопросы таков - старые и больные родители стали

обузой для… своих детей. Разве это не утрата способности чувствовать боль!!! Не чужую, заметьте, а свою. Почти также, как в случае с дождевым червём. Далее старшеклассник писал о том, как его соседка по площадке восьмой год ждёт в отпуск

своего сына, большого и важного чиновника, который живёт в Москве. Но он предпочитает общению с матерью, которая одна без мужа растила своего сыночка,

знакомство с достопримечательностями экзотических зарубежных стран. Приехал

сын только на похороны, прервав очередной зарубежный круиз.

Уходят наши матери от нас,

Уходят потихонечку, на цыпочках,

а мы спокойно спим, едой насытившись,

не замечая этот страшный час.

Уходят наши матери от нас не сразу, нет, -

нам это только кажется, что сразу.

Они уходят медленно и странно,

шагами маленькими по ступеням лет.

Вдруг спохватившись нервно в кой-то год,

им отмечаем шумно день рожденья,

но это запоздалое раденье

ни их, ни наши души не спасёт.

Всё удаляются они, всё удаляются.

К ним тянемся, очнувшись ото сна,

но руки вдруг о воздух ударяются -

в нём выросла стеклянная стена!

Мы опоздали. Пробил страшный час.

Глядим мы со слезами потаёнными,

как тихими суровыми колоннами

уходят наши матери от нас…

«Время сейчас такое», - ответил моему мужу при встрече бывший директор школы №5 (сейчас, к счастью ли, к сожалению, он не работает в этой школе). А какое сейчас время? Разве во время страшной войны или после неё было легче, когда кругом одни сироты и вдовы, покалеченные войной солдаты, голодные дети? Но ведь люди тогда остро реагировали на чужую боль! Не проходили мимо чужой беды. Почему же сейчас мы, проходя мимо чужого горя, ссылаемся на «время такое»? Может, и здесь всё объясняется «частичной сингалемией». Почему друзья с лёгкостью предают, меняют своё отношение, переходя в разряд посторонних или даже врагов? Значит, таков был этот друг. Истинный друг, по определению С.Кольриджа, отличается умелостью и внимательностью лучшего врача, заботливостью и бдительностью лучшей няньки, нежностью и терпением лучшей матери, а П.Бови уточняет, что ложные друзья, подобно тени, следуют за нами по пятам, пока мы ходим на солнце, и тотчас же покидают

нас, как только мы вступаем в тень.

Мне снится старый друг,

который стал врагом,

но снится не врагом,

а тем же самым другом.

Со мною нет его,

но он теперь кругом,

и голова идёт

от сновидений кругом.

Мне снится старый друг,

крик-исповедь у стен

на лестнице такой,

где чёрт сломает ногу,

и ненависть его,

но не ко мне, а к тем,

кто были нам враги

и будут, слава богу.

Мне снится старый друг,

как первая любовь,

которая вовек

Уже невозвратима.

Мы ставили на риск,

мы ставили на бой,

и мы теперь враги -

два бывших побратима.

Мне снится старый друг,

как снится плеск знамён

солдатам, что войну

закончили убого.

Я без него - не я,

он без меня - не он,

и, если мы враги,

уже не та эпоха…

Чужая боль. Чужое горе. Чужое несчастье. Как здорово, что в противовес

бездушным «дождевым червям» среди нас ещё достаточно чутких людей, способных

откликаться и на землетрясение в другой стране, и на погорельцев в селе с 6-ю детьми, и на нужды семьи, в которой мальчик-инвалид прикован к коляске. Продвинутая молодёжь, всему даёт своё объяснение, они и язык свой особый изобрели. На их сленге «ботаник» - это зубрилка, ничем кроме книг и компа не интересующийся, а «овощ» - это человек, ни

во что не вмешивающийся, живущий без тревог и волнений. Молодёжь с активной

жизненной позицией бьёт тревогу: «Вирус овощного гриппа - вирус равнодушия и

страха, он куда опаснее свиного!» Не так страшен экономический кризис, куда страшнее превращение человека в существо, утратившее способность чувствовать чужую боль.

Учёные подсчитали, что, в среднем, у нормального человека за 70 лет выделяется… семь литров слёз. Вспомните, когда вы в последний раз плакали не из-за себя, любимого, исключая мыльные оперы, кому вы протянули руку помощи, кому помогли советом?! Задумайтесь, почему к вам не обращаются люди? Может быть, это тревожный звоночек того, что и вы стали превращаться в…

Ты скажи слезам своим «спасибо»,

их не поспешая утереть.

Лучше плакать, но родиться - ибо

не родиться - это умереть.

Быть живым - пусть биту или гнуту, -

но в потёмках плазмы не пропасть,

как зеленохвостую минуту

с воза мироздания украсть.

…Кто родился - тот уже везучий.

Жизнь - очко с беззубою каргой.

Вытянутым быть - нахальный случай,

будто бы к семнадцати король.

В качке от черёмушного чада,

пьяный от всего и ничего,

не моги очухаться от чуда,

чуда появленья своего.

В небесах не ожидая рая,

землю ты попрёком не обидь,

ИБО НЕ НАСТУПИТ ЖИЗНЬ ВТОРАЯ,

а могла и первая не быть.

Доверяй не тлению, а вспышкам.

Падай в молочай и ковыли

и, не уговаривая слишком,

на спину вселенную вали.

В горе озорным не быть зазорно.

Даже на развалинах души,

грязный и разодранный, как Зорба,

празднуя позорище, пляши.

И спасибо самым чёрным кошкам,

на которых покосился ты,

и спасибо всем арбузным коркам,

на которых поскользнулся ты.

И спасибо самой сильной боли,

ибо что-то всё-таки дала,

и спасибо самой сирой доле,

ибо доля всё-таки была.

В.А КНЯЗЕВА

В статье использованы стихотворения Евгения Евтушенко из

сборника «Отражение.20 век»