Литературно-музыкальная композиция по творчеству Александра Галича

Александр ГаличЧем сердцу русскому утешиться?

Кому печаль свою расскажем?

Мы все рабы в своём отечестве,

Но с революционным стажем.

Во лжи и страхе как не бейся я,

А никуда от них не денусь.

Спасибо, русская поэзия:

Ты не покинула в беде нас.

В разгар всемирного угарища,

Когда в стране царили рыла,

Нам песни Александра Галича

Пора абсурдная дарила.

Возможно ли по воле случая,

Испив испуг смерторежимца,

Послав к чертям благополучие,

На подвиг певческий решиться?

Не знаю впредь, предам ли, струшу ли:

Страна у нас передовая, -

Но как мы эти песни слушали,

Из уст в уста передавая!

Как их боялись, - вот какая вещь, -

Враги, хапужники, невежды!

Спасибо, Александр Аркадьевич,

От нашей выжившей надежды.

</<br>

Это стихотворение Бориса Чичибабина было прочитано автором на вечере памяти Александра Галича в Центральном Доме кинематографистов 27 мая 1988 года.

Поэт Александр Галич родился 19 октября 1918 года в Днепропетровске. В 1923 году его семья переехала в Москву и поселилась в доме №4 в Кривоколенном переулке, известном тем, что именно там А. Пушкин впервые публично прочел «Бориса Годунова».

Первое стихотворение Галича было опубликовано в «Пионерской правде» в 1932 году. Он писал пьесы и сценарии, однако известность получил как один из ярчайших представителей русской авторской песни.

Александр Галич - автор известных пьес и сценариев к кинофильмам: «Вас вызывает Таймыр», «Верные друзья», «Бегущая по волнам», «Дайте жалобную книгу».

В начале 60-х годов Галич обращается к жанру авторской песни. Первой своей песней считал «Леночку», написанную однажды бессонной ночью в поезде Москва - Ленинград.

Александр Галич был одарённым поэтом, поэтом страдающим, поэтом предельно откровенным. Он относился к той категории русских стихотворцев, в которых несовершенства действительности вызывали острую боль и протест.

Песня «Памяти Б. Л. Пастернака» по хронологии является первой в цикле «Литераторские мостки». Создавая её, А. Галич ещё не знал, что в последствии родится цикл, посвящённый памяти писателей, пострадавших от советской власти. Стихотворение во многом послужило образцом для создания остальных песен, входящих в цикл. Уже в нём заметны черты нового жанра и поэтические приёмы, свойственные «Литераторским мосткам»

ПАМЯТИ ПАСТЕРНАКА

(Единственное, появившееся в газетах, вернее, в одной - «Литературной газете», - сообщение о смерти Б. Л. Пастернака)

Разобрали венки на веники,

На полчасика погрустнели…

Как гордимся мы, современники,

Что он умер в своей постели!

И терзали Шопена лабухи,

И торжественно шло прощанье…

Он не мылил петли в Елабуге

И с ума не сходил в Сучане!

Даже киевские письмэнники

На поминки его поспели.

Как гордимся мы, современники,

Что он умер в своей постели!..

И не то чтобы с чем-то за сорок -

Ровно семьдесят, возраст смертный.

И не просто какой-то пасынок -

Член Литфонда, усопший сметный!

Ах, осыпались лапы елочьи,

Отзвенели его метели…

До чего ж мы гордимся, сволочи,

Что он умер в своей постели!

«Мело, мело по всей земле

Во все пределы.

Свеча горела на столе,

Свеча горела..»

Нет, никакая не свеча -

Горела люстра!

Очки на морде палача

Сверкали шустро!

А зал зевал, а зал скучал -

Мели, Емеля!

Ведь не в тюрьму и не в Сучан,

Не к высшей мере!

И не к терновому венцу

Колесованьем,

А как поленом по лицу -

Голосованьем!

И кто-то, спьяну, вопрошал:

- За что? Кого там?

И кто-то жрал, и кто-то ржал

Над анекдотом…

Мы не забудем этот смех

И эту скуку!

Мы - поименно! - вспомним всех,

Кто поднял руку!..

«Гул затих. Я вышел на подмостки.

Прислонясь к дверному косяку…»

Вот и смолкли клевета и споры,

Словно взят у вечности отгул…

А над гробом встали мародёры

И несут почётный ка-ра-ул!

Снова август

Посвящается памяти А. А. Ахматовой.

Анна Андреевна очень боялась и не любила месяц август и считала этот месяц для себя несчастливым, и имела к этому все основания, поскольку в августе был расстрелян Гумилев, в августе был арестован ее сын Лев, в августе вышло известное постановление о журналах «Звезда» и «Ленинград» и т. д.

«Кресты» - ленинградская тюрьма.

Пряжка - район в Ленинграде.

«…а так как мне бумаги не хватило, я на твоем пишу черновике…»

В той злой тишине, в той неверной,

В тени разведенных мостов,

Ходила она по Шпалерной,

Моталась она у «Крестов».

Ей в тягость?

Да нет, ей не в тягость -

Привычно, как росчерк пера,

Вот если бы только не август,

Не чертова эта пора!

Таким же неверно-нелепым[11]

Был давний тот август, когда

Над черным бернгардтовским небом

Стрельнула, как птица, беда,

И разве не в августе снова,

В еще неотмеренный год,

Осудят мычанием слово,

Последнюю совесть - в расход!

Но это потом, а покуда

Которую ночь - над Невой,

Уже не надеясь на чудо,

А только бы знать, что живой!

И в сумраки вписана четко,

Как вписана в нашу судьбу,

По-царски небрежная челка,

Прилипшая к мокрому лбу.

О, шелест финских сосен,

Награда за труды,

Но вновь приходит осень -

Пора твоей беды!

И август, и как будто

Все то же, как тогда,

И врет мордастый Будда,

Что горе - не беда!

Но вьется, вьется челка

Колечками на лбу,

Уходит в ночь девчонка

Пытать свою судьбу.

Следят, следят из окон

За нею сотни глаз

А ей плевать, что поздно,

Что комендантский час.

По улице бессветной,

Под окрик патрулей,

Идет она бессмертной

Походкою своей.

На праздник и на плаху

Идет она, как ты!

По Пряжке, через Прагу -

Искать свои «Кресты»!

И пусть судачат вздорные соседи,

Пусть кто-то обругает не со зла,

Она домой вернется на рассвете

И никому ни слова - где была…

Но с мокрых пальцев облизнет чернила,

И скажет, примостившись в уголке:

«Прости, но мне бумаги не хватило,

Я на твоем пишу черновике…»

Из-за поднимаемых в лирике политически острых тем у Галича возник конфликт с властями, в результате которого в 1971 году он исключён из Союза писателей, а в 1972 году из Союза кинематографистов. Галич был вынужден эмигрировать.

23 июня 1974 года Александр Галич выезжает на Запад.

Последние годы его жизни прошли в Норвегии, ФРГ, Франции.

Песня об отчем доме

Александр Галич

Ты не часто мне снишься, мой Отчий Дом,

Золотой мой, недолгий век.

Но все то, что случится со мной потом, -

Все отсюда берет разбег!

Здесь однажды очнулся я, сын земной,

И в глазах моих свет возник.

Здесь мой первый гром говорил со мной

И я понял его язык.

Как же страшно мне было, мой Отчий Дом,

Когда Некто с пустым лицом

Мне сказал, усмехнувшись, что в доме том

Я не сыном был, а жильцом.

Угловым жильцом, что копит деньгу -

Расплатиться за хлеб и кров.

Он копит деньгу, и всегда в долгу,

И не вырвется из долгов!

- А в сыновней верности в мире сем

Клялись многие - и не раз! -

Так сказал мне Некто с пустым лицом

И прищурил свинцовый глаз.

И добавил: - А впрочем, слукавь, солги -

Может, вымолишь тишь да гладь!..

Но уж если я должен платить долги,

То зачем же при этом лгать?!

И пускай я гроши наскребу с трудом,

И пускай велика цена -

Кредитор мой суровый, мой Отчий Дом,

Я с тобой расплачусь сполна!

Но когда под грохот чужих подков

Грянет свет роковой зари -

Я уйду, свободный от всех долгов,

И назад меня не зови.

Не зови вызволять тебя из огня,

Не зови разделить беду.

Не зови меня!

Не зови меня…

Не зови - Я и так приду!

19 декабря 1977 года Галич погиб в Париже в результате несчастного случая (поражение электрическим током). Имевшие место домыслы об иных причинах его смерти безосновательны.

На могиле Александра Галича на русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем крест с надписью: «Блаженный изгнани правды ради».

В 1988 году Галич восстановлен посмертно в Союзе кинематографистов и Союзе писателей.

И замирает близь и далечь

В тоске несбывшихся времён,

И что для жизни значит Галич,

Мы лишь предчувствуем при нём.

Он в нас возвысил и восполнил,

Что было низко и мертво.

На грозный спрос в суде Господнем

Ответим именем его.

И нет ни страха, ни позёрства

Под вольной пушкинской листвой.

Им наше время не спасётся,

Но оправдается с лихвой.

Признание в любви

Александр Галич

«Люди, я любил вас - будьте бдительны!»

Я люблю вас - глаза ваши, губы и волосы,

Вас, усталых, что стали, до времени, старыми,

Вас, убогих, которых газетные полосы

Что ни день - то бесстыдными славят фанфарами!

Сколько раз вас морочили, мяли, ворочали,

Сколько раз соблазняли соблазнами тщетными…

И как черти вы злы, и как ветер отходчивы,

И - скупцы! - до чего ж вы бываете щедрыми!

Она стоит - печальница

Всех сущих на земле,

Стоит, висит, качается

В автобусной петле.

А может, это поручни…

Да, впрочем, все равно!

И спать ложилась к полночи,

И поднялась - темно.

Всю жизнь жила - не охала,

Не крыла белый свет.

Два сына было - сокола,

Обоих, нет, как нет!

Один убит под Вислою,

Другого хворь взяла!

Она лишь зубы стиснула -

И снова за дела.

А мужа в Потьме льдиною

Распутица смела.

Она лишь брови сдвинула -

И снова за дела.

А дочь в больнице с язвою,

А сдуру запил зять…

И, думая про разное, -

Билет забыла взять.

И тут один с авоською

И в шляпе, паразит! -

С ухмылкою со свойскою

Геройски ей грозит!

Он палец указательный

Ей чуть не в нос сует:

- Какой, мол, несознательный,

Еще, мол, есть народ!

Она хотела высказать:

- Задумалась, прости!

А он, как глянул искоса,

Как сумку сжал в горсти

И - на одном дыхании

Сто тысяч слов подряд!

(«Чем в шляпе - тем нахальнее!»

Недаром говорят!)

Он с рожею канальскою

Гремит на весь вагон:

- Что с кликой, мол, китайскою

Стакнулся Пентагон!

Мы во главе истории,

Нам лупят в лоб шторма,

А есть еще, которые

Все хочут задарма!

Без нас - конец истории,

Без нас бы мир ослаб!

А есть еще, которые

Все хочут цап-царап!

Ты, мать, пойми: неважно нам,

Что дурость - твой обман.

Но - фигурально - кажному

Залезла ты в карман!

Пятак - монетка малая,

Ей вся цена - пятак.

Но с неба каша манная

Не падает за так!

Она любому лакома,

На кашу кажный лих!..

И тут она заплакала

И весь вагон затих.

Стоит она - печальница

Всех сущих на земле,

Стоит, висит, качается

В автобусной петле.

Бегут слезинки скорые,

Стирает их кулак…

И вот вам - вся история,

И ей цена - пятак!

Я люблю вас - глаза ваши, губы и волосы,

Вас, усталых, что стали, до времени, старыми,

Вас, убогих, которых газетные полосы

Что ни день - то бесстыдными славят фанфарами!

И пускай это время в нас ввинчено штопором,

Пусть мы сами почти до предела заверчены,

Но оставьте, пожалуйста, бдительность «операм»!

Я люблю вас, люди!

Будьте доверчивы!