Михин Дмитрий Андреевич, </ «Максим Горький - волжский Буревестник» Руководитель: Рондарь Ирина Николаевна, город Волгоград ГАПОУ «Волгоградский техникум железнодорожного транспорта и коммуникаций», 1 курс, группа СПС 1-15 «Слесарь по ремонту подвижного состава»

В образном восприятии сущности русской народности Волга играет исключительную и центральную роль, это корень и стержень всего русского народа, образный идеал. Она всегда одушевлена, ей приписываются человеческие качества, а идеальный русский человек должен соответствовать образу этой реки. В литературе и искусстве Волга встречается не слишком часто, но с её образом связаны поистине культовые произведения. В культуре XIX и начала XX века с Волгой связаны наиболее «народные» представители культуры: Н.А. Некрасов, Максим Горький, Ф. И. Шаляпин.

Волга - типично равнинная река. От истока до устья она спускается всего на 256 метров. Это очень малый уклон по сравнению с другими величайшими реками мира, что дает очень большие удобства для судоходства.

«… медленно движутся навстречу берега Волги, - левый, весь облитый солнцем, стелется вдоль до края небес, как пышный, зеленый ковер, а правый взмахнул к небу кручи свои, поросшие лесом, и замер в суровом покое. Между ними величаво простёрлась широкогрудая река; бесшумно, торжественно и неторопливо текут её воды …» М. Горький

Для средней Волги характерны три основных типа берегов. Справа, возвышаются незатопляемые ни при каких уровнях воды древнее берега, спускающиеся к реке крутыми скатами; иногда, на повороте, такой берег вдается в реку Волгу, образуя утес. Слева преобладают чрезвычайно пологие, постепенно возвышающиеся к низкой луговой пойме песчаные берега, Чередующиеся с "ярами - обрывистыми, почти отвесными откосами, глинистыми, песчанно - глинистыми; в некоторых местах они достигают значительной высоты. "Между ними величаво простерлась широкогрудая река; бесшумно, торжественно и неторопливо текут ее воды; горный берег отражается в них черной тенью, а с левой стороны ее украшают золотом и зеленым бархатом песчаные каймы отмелей, широкие луга". М. Горький

...Над родной Волгой взмахнула крылом молодая слава Горького.

Отсюда она полетела, чтобы, с необычной скоростью миновав рубежи земель и вод, превратиться в славу мировую. Ее называли сказкой - эту чудо-славу. И она была сказкой, потому что молнии ее доносили удивительный зов писателя - сделать жизнь прекрасной.

С призывом своим еще вчера неведомый художник обращался к людям, не обладавшим ни богатствами, ни могуществом, к людям, лишенным какой-нибудь образованности, чаще - неграмотным, забитым нуждою, угнетенным работами без меры и просвета. Их звал он распрямиться, в них будил гордость человека...

Горький поднял свою жизнь из народных низин, которые пугали мещанина, и птицею взлетел над ними - вот что поражало именно этого мещанина...

Горький с молодости все ближе и глубже узнавал людей революции, среди них - и будущих марксистов. Ему доводилось учиться в кружках рабочей молодежи, для которой ключи, к партийному подполью не всегда были секретом. Юношей отправляясь пешком по Руси, чтобы узнать ее, Горький вышел на историческую дорогу нашей страны - на дорогу революционера.

«Я в жизнь пришел, чтобы не соглашаться» - прозвучит девиз юности. С чем? С жестокой неправильной жизнью, которая редко, очень редко может одарить человека минутами счастья и радости, как, например, плыть с хорошими людьми по Волге, любоваться азартной пляской бабушки, погружаться в чудесный мир книги. Позже будет несогласие с мотивами смерти, распада, уныния в русском декадансе, с эстетикой критического реализма, с его героем, неспособным к яркому поступку, подвигу. Горький убежден: «Чтобы человек стал лучше, ему нужно показать, каким он должен быть»; «настало время нужды в героическом» (из писем к А.П. Чехову).

"Человека создает его сопротивление окружающей среде", - писал Горький спустя много лет. Это сопротивление окружающему корыстному и жестокому миру, нежелание жить так, как живут вокруг, рано определили характер будущего писателя.

Миру корыстных, звериных отношений между людьми противостоял мир прекрасного - красавица Волга, воспетая в песнях, река бунтарей.

С детства вошла в жизнь Алеши музыка. В доме Кашириных пели старинные песни, мещанские романсы, дядя Алексея был хорошим гитаристом, а двоюродный брат пел в церковном хоре.

Дед начал учить внука грамоте по Псалтырю и Часослову*. Мать заставляла мальчика учить наизусть стихи, но скоро у Алеши появилось "непобедимое желание переиначить, исказить стихи, подобрать к ним другие слова". Так возникли стихи.

Попавший в двенадцать лет на борт корабля, за жалованье два рубля в месяц, он работал с шести утра до полуночи в чаду и шуме кухни. Но иногда он убегал на корму и любовался сжимающимся сердцем необъятной, умиротворяющей Волгой. Величию этой могучей реки суждено было наложить на Алексея отпечаток на всю жизнь. «Ночь, - напишет он, - ярко светит луна, убегая от парохода влево, в луга. Старенький рыжий пароход, с белой полосой на трубе, не торопясь и неровно, шлепает плицами по серебряной воде, навстречу ему тихонько плывут темные берега, положив на воду тени, над ними красно светятся окна изб, в селе поют девки - водят хоровод, - и припев "ай-люли" звучит, как Аллилуйя… Меня почти до слез волнует красота ночи».

Но интересы пытливого и любознательного подростка не ограничивались мещанским, обывательским чтивом. Он полюбил и оценил книгу, которая учила и заставляла думать, - произведения Пушкина, Гоголя, Бальзака, Флобера, Золя.

"...Дама вынесла маленький томик в переплете синего сафьяна.

- Это тебе понравится, только не пачкай!

Это были поэмы Пушкина. Я прочитал их все сразу, охваченный тем жадным чувством, которое испытываешь, попадая в невиданное красивое место, - всегда стремишься обежать его сразу. Так бывает после того, когда долго ходишь по моховым кочкам болотистого леса и неожиданно развернется перед тобою сухая поляна, вся в цветах и солнце. Минуту смотришь на нее очарованный, а потом счастливо обежишь всю, и каждое прикосновение ноги к мягким травам плодородной земли тихо радует".

Книги не заслоняли от Алексея жизни, но изменяли ее, делали ярче,

значительнее, интереснее. "Книга для меня - чудо", - писал Горький в 1926 году, и этот восторг перед книгой он пронес через всю жизнь - с плавания по

Волге со Смурым до последних дней жизни.

Максим Горький писал:"...медленно движутся навстречу берега Волги, - левый весь облитый солнцем, стелется вдоль края небес, как пышный зеленый ковер, а правый взмахнул к небу кручи свои, поросшие лесом, и замер в суровом покое..." Видимо, не случайно в старину волжские города располагались так, что на правом берегу стояли те из них, которые носили мужское имя,- Ярославль, Саратов, Симбирск, на левом-женские-Кострома, Казань, Самара, Астрахань.

Высокий идеал личности писателя, воплощенный в Каронине, стал в будущем идеалом и Горького. Каронин говорил о русской литературе, пробудил в Алексее интерес к босякам (им посвящен ряд первых рассказов Горького). Тяжело больной, полунищий, только что вернувшийся из ссылки, он не жаловался на свою судьбу, жил "весь поглощенный исканием "правды - справедливости".

Другим писателем, с которым познакомился Алексей в Нижнем, был В.Г.Короленко. Алексей отнес ему написанную ритмической прозой "Песнь старого дуба". В этой "огромной" поэме он изложил свои мысли о теории эволюции. "Песнь" - она до нас не дошла - Короленко не понравилась: он рекомендовал писать что-нибудь о пережитом. Сильно огорченный, Алексей долго не брал в руки пера. Но однажды, летней ночью, когда он любовался Волгой, рядом сел Короленко.

- Что же - пишете вы?

- Нет...

- Жаль и напрасно... Я серьезно думаю - кажется, у вас есть

способности.

Многочисленные встречи, долгие беседы с сотнями людей, лавина разнообразных впечатлений оказались не под силу писателю, и почти месяц Горький живет на даче в Краскове под Москвой - в густом хвойном лесу.

Но и здесь по-прежнему напряженная писательская работа, горячие беседы. "Он был бодр и производил впечатление человека лет сорока, живущего во всю полноту физических и духовных сил. Вот только кашель - глухой, надрывный, как бы раздирающий ему грудь и потому особенно мучительный..." - вспоминает писатель И.Жига.

Природа для поэзии - это как бы ее второе «я», зеркало, в котором яснее узнается собственный облик. Кем бы ни выступала природа для поэзии: союзницей или соперницей, наставницей или ученицей, - именно по отношению к ней поэзия осознает всю ширь и насущность своего присутствия в мире как природы «второй», сотворенной, но столь же безусловной и вездесущей, как первая. Природы не только тема поэзии, но и наивысший ее идеал, та большая поэзия, которая уже не вмещается в индивиуальный стиль, выходит за рамки авторства, стирает подписи, имена и становится плотью мира. Осознать свое родство с такой поэзией - для всякого автора величайшее счастье и честь.

Тогда, на перевале двух столетий, мир резко разломился для писателя на друзей и врагов. Реакция утвердилась во мнении о "вредности" горьковских произведений для существовавшего порядка.

Царские власти выискивали в деятельности Горького наказуемость всякого шага. Немыслимо, конечно, взвесить, сколько душевных сил похищено было у писателя заточениями в полицейских участках, тюрьмах, крепости, под надзором тайным или явным, в арестных домах или под домашним арестом. То, что на протяжении всей цепи преследования Горький не дал дрогнуть мужеству своего волшебного пера, свидетельствует о величии духа истинного поэта...

20 августа 1929 Горький снова отправляется в поездку по СССР. На пароходе" Карл Либкнехт" он плывет по знакомой ему с детских лет Волге, осматривает Астрахань, Сталинград, затем Ростов-на-Дону, совхоз "Гигант", кавказское побережье Черного моря, Тифлис. На клумбах раскрылись и пахнут белые цветы табака. За Москвой-рекой, на лугах не видно тумана. Алексей Максимович, опустив усы, не торопясь, идет к тому месту, где собраны кучки хворосту. Поджигает костер. Стоит, насупившись, глядит, как пляшет огонь, - искры уносятся вверх сквозь дрожащую листву, в ночь. В глазах его, серо-синих, - большое удовольствие.

Стоя между краснеющими стволами, он, может быть, вспоминает те, - иные костры, зажженные им сорок лет тому назад* на берегах Волги. Его костры озарили очертания наползающей революционной грозы. От огней его костров шарахнулось злобно, ночными напившимися призраками, - вековечное российское мещанство. Тревога его костров разбудила дремавшие силы бунта. Искры понеслись по всей необъятной России, перекинулись через рубежи, возмущая умы предвестием великих событий, неминуемых потрясений".

Его напряженное внимание к собеседнику, душевность, умелый совет и в то же время строгость и требовательность, принципиальность, никогда не превращавшиеся в унылую "проработку", неизменно располагали к себе, и каждый уходивший с Малой Никитской уносил с собой частицу горьковской мысли, частицу его таланта, его душевного тепла.

Тот, кто с ним говорил хоть недолго,

выходил, полный сил, на порог.

Человек этот был, словно Волга,

вдохновенно могуч и широк! -

пишет поэт Павел Железнов, один из тех, кому Горький дал путевку в жизнь.

11 августа писатель едет в Горький, откуда с друзьями и семьей

(невесткой и внучками) совершает путешествие по Волге (по Волге он плавал и летом 1934 года).

Писатель хотел последний раз полюбоваться Волгой, и окружающие чувствовали, что он прощается с рекой детства и молодости. Поездка была тяжелой для Горького: мучали жара и духота, постоянная тряска от слишком мощных машин только что построенного парохода "Максим Горький" ("Можно бы и без этого", - проворчал писатель, увидев на пароходе свое имя).

Горький беседовал с партийными и советскими руководителями городов, мимо которых проплывал пароход, рассказывал о своей молодости, о волжской жизни тех лет, слушал последние шаляпинские пластинки, недавно привезенные

Екатериной Павловной из Парижа от великого певца.

"Всюду по берегам рек, в городах идет неутомимая работа строительства нового мира, возбуждая радость и гордость", - подытоживал Горький свои впечатления от поездки в письме Р.Роллану.

7