- Учителю
- Литературная гостиная 'Строки опаленные войной'
Литературная гостиная 'Строки опаленные войной'
Литературно-музыкальная композиция
«Строки, опаленные войной»
Педагог-библиотекарь МОУ СОШ № 34
г. Комсомольск-на-Амуре
Любицкая Елена Мовсесовна
Вступительное слово:
Сегодня мы будем говорить о поэзии, поэтому хочу начать нашу встречу со стихов:
С.П. Щипачев
22 июня 1941 года.
Казалось, было холодно цветам,
И от росы они слегка поблекли.
Зарю, что шла по травам и кустам,
Обшарили немецкие бинокли.
Цветок, в росинках весь, к цветку приник,
И пограничник протянул к ним руки.
А немцы, кончив кофе пить, в тот миг
Влезали в танки, закрывали люки.
Такою все дышало тишиной,
Что вся земля еще спала, казалось.
Кто знал, что между миром и войной
Всего каких-то пять минут осталось!
Я о другом не пел бы ни о чем,
А славил бы всю жизнь свою дорогу,
Когда бы армейским строгим трубачом
Я эти пять минут трубил тревогу.
На рассвете 22 июня началась Великая Отечественная война. Долгие 4 года до 9 мая 1945 года наши деды и прадеды боролись за освобождение Родины от фашизма. Они делали это ради будущих поколений, ради нас. Давайте навсегда сохраним память об этой войне.
Ты не знаешь, мой сын , что такое война!
Это вовсе не дымное поле сраженья,
Это даже не смерть и отвага. она
В каждой капле находит свое отраженье.
Это- изо дня в день лишь блиндажный песок
Да слепящие вспышки ночного обстрела;
ЭТО-боль головная, что ломит висок;
Это юность моя, что в окопах истлела
В. Занадворов, поэт, погиб под Сталинградом (слайд 3)
-
В первый день войны им было по 17-20 лет. Из каждых 100 ребят этого возраста, ушедших на фронт, 97 не вернулись назад. 97 из 100! Вот она война!
-
Война - это 1725 разрушенных и сожженных городов и поселков, свыше 70 тысяч сел и деревень в нашей стране. Война - это 32 тысячи взорванных заводов и фабрик, 65 тысяч километров железнодорожных путей.
-
Война - это 900 дней и ночей блокадного Ленинграда. Это 125 граммов хлеба в сутки. Это тонны бомб и снарядов, падающих на мирных людей.
-
Война - это 20 часов у станка в день. Это урожай, выросший на соленой от пота земле. Это кровавые мозоли на ладонях таких же девчонок и мальчишек, как вы.
-
Война… От Бреста до Москвы - 1000 км, от Москвы до Берлина - 1600 км. Итого: 2600 км - это если считать по прямой.
-
Кажется мало, правда? Самолетом примерно 4 часа, а вот перебежками и по-пластунски - 4 года - 1418 дней
В тяжелейшие годы суровых испытаний Великой Отечественной войны деятели советской культуры - писатели и поэты, художники и композиторы, работники кино и радио - весь свой талант отдавали победе над врагом. Более тысячи членов Союза писателей создавали свои произведения непосредственно на фронте и в партизанских отрядах. Почти половина из них пала в боях за свободу родины, была ранена. (слайд 4)
Великая Отечественная война стала едва ли не самым важным и самым страшным событием истории России XX века, которое вошло в жизнь нескольких поколений, наложила отпечаток на русскую культуру XX века.
Военная тема звучит в литературе, живописи, кино.
Говоря о войне, мы вспоминаем строки Константина Симонова и Александра Твардовского, Анны Ахматовой и Ольги Берггольц, Михаила Исаковского и Мусы Джалиля, Юлии Друниной и Семена Гудзенко, Юрия Кузнецова и Владимира Высоцкого. (слайд 5)
Тема войны звучит в творчестве едва ли не каждого русского поэта XX века. Трагедия войны объединила народ, пробудила интерес к истории, национальной традиции.
Бороться с врагом призывали поэтесса Серебряного века Анна Ахматова и крестьянский сын Александр Твардовский. (слайд 6)
Война против фашизма была народной и священной, с августа 1941 года ее стали называть Отечественной. Поэт Василий Лебедев-Кумач в содружестве с композитором А. Александровым написал песню «Священная война». Уже 24 июня текст песни был опубликован на страницах газет «Известия» и «Красная звезда». Казалось, что слова песни и ее героико-трагедийная мелодия возникли сами по себе, безымянно, столь созвучны были они сердцу каждого - и того, кто уходил с оружием в руках, и тех, кто оставался в тылу. Под звуки этой песни шли с Белорусского вокзала первые эшелоны на фронт. Все трудных четыре года эта песня была с нашим народом. (слайд 7)
О войне писали поэты старшего поколения: (слайд 8- стихи читают уч-ся)
Анна Ахматова (1889-1966) (слайд 9)
МУЖЕСТВО
Мы знаем, что ныне лежит на весах
И что совершается ныне.
Час мужества пробил на наших часах,
И мужество нас не покинет.
Не страшно под пулями мертвыми лечь,
Не горько остаться без крова,
И мы сохраним тебя, русская речь,
Великое русское слово.
Свободным и чистым тебя пронесем,
И внукам дадим, и от плена спасем
Навеки.
23 февраля 1942
Илья Сельвинский (1899-1968) (слайд 10)
Я ЭТО ВИДЕЛ!
Можно не слушать народных сказаний,
Не верить газетным столбцам,
Но я это видел. Своими глазами.
Понимаете? Видел. Сам.
Вот тут дорога. А там вон - взгорье.
Меж нами
вот этак -
ров.
Из этого рва поднимается горе.
Горе без берегов.
Нет! Об этом нельзя словами...
Тут надо рычать! Рыдать!
Семь тысяч расстрелянных в мерзлой яме,
Заржавленной, как руда.
Кто эти люди? Бойцы? Нисколько.
Может быть, партизаны? Нет.
Вот лежит лопоухий Колька -
Ему одиннадцать лет.
Тут вся родня его. Хутор "Веселый".
Весь "Самострой" - сто двадцать дворов
Ближние станции, ближние села -
Все заложников выслали в ров.
Лежат, сидят, всползают на бруствер.
У каждого жест. Удивительно свой!
Зима в мертвеце заморозила чувство,
С которым смерть принимал живой,
И трупы бредят, грозят, ненавидят...
Как митинг, шумит эта мертвая тишь.
В каком бы их ни свалило виде -
Глазами, оскалом, шеей, плечами
Они пререкаются с палачами,
Они восклицают: "Не победишь!"
Парень. Он совсем налегке.
Грудь распахнута из протеста.
Одна нога в худом сапоге,
Другая сияет лаком протеза.
Легкий снежок валит и валит...
Грудь распахнул молодой инвалид.
Он, видимо, крикнул: "Стреляйте, черти!"
Поперхнулся. Упал. Застыл.
Но часовым над лежбищем смерти
Торчит воткнутый в землю костыль.
И ярость мертвого не застыла:
Она фронтовых окликает из тыла,
Она водрузила костыль, как древко,
И веха ее видна далеко.
Бабка. Эта погибла стоя,
Встала из трупов и так умерла.
Лицо ее, славное и простое,
Черная судорога свела.
Ветер колышет ее отрепье...
В левой орбите застыл сургуч,
Но правое око глубоко в небе
Между разрывами туч.
И в этом упреке Деве Пречистой
Рушенье веры десятков лет:
"Коли на свете живут фашисты,
Стало быть, бога нет".
Рядом истерзанная еврейка.
При ней ребенок. Совсем как во сне.
С какой заботой детская шейка
Повязана маминым серым кашне...
Матери сердцу не изменили:
Идя на расстрел, под пулю идя,
За час, за полчаса до могилы
Мать от простуды спасала дитя.
Но даже и смерть для них не разлука:
Невластны теперь над ними враги -
И рыжая струйка
из детского уха
Стекает
в горсть
материнской
руки.
Как страшно об этом писать. Как жутко.
Но надо. Надо! Пиши!
Фашизму теперь не отделаться шуткой:
Ты вымерил низость фашистской души,
Ты осознал во всей ее фальши
"Сентиментальность" пруссацких грез,
Так пусть же
сквозь их
голубые
вальсы
Торчит материнская эта горсть.
Иди ж! Заклейми! Ты стоишь перед бойней,
Ты за руку их поймал - уличи!
Ты видишь, как пулею бронебойной
Дробили нас палачи,
Так загреми же, как Дант, как Овидий,
Пусть зарыдает природа сама,
Если
все это
сам ты
видел
И не сошел с ума.
Но молча стою я над страшной могилой.
Что слова? Истлели слова.
Было время - писал я о милой,
О щелканье соловья.
Казалось бы, что в этой теме такого?
Правда? А между тем
Попробуй найти настоящее слово
Даже для этих тем.
А тут? Да ведь тут же нервы, как луки,
Но строчки... глуше вареных вязиг.
Нет, товарищи: этой муки
Не выразит язык.
Он слишком привычен, поэтому бледен.
Слишком изящен, поэтому скуп,
К неумолимой грамматике сведен
Каждый крик, слетающий с губ.
Здесь нужно бы... Нужно созвать бы вече,
Из всех племен от древка до древка
И взять от каждого все человечье,
Все, прорвавшееся сквозь века,-
Вопли, хрипы, вздохи и стоны,
Эхо нашествий, погромов, резни...
Не это ль
наречье
муки бездонной
Словам искомым сродни?
Но есть у нас и такая речь,
Которая всяких слов горячее:
Врагов осыпает проклятьем картечь.
Глаголом пророков гремят батареи.
Вы слышите трубы на рубежах?
Смятение... Крики... Бледнеют громилы.
Бегут! Но некуда им убежать
От вашей кровавой могилы.
Ослабьте же мышцы. Прикройте веки.
Травою взойдите у этих высот.
Кто вас увидел, отныне навеки
Все ваши раны в душе унесет.
Ров... Поэмой ли скажешь о нем?
Семь тысяч трупов.
Семиты... Славяне...
Да! Об этом нельзя словами.
Огнем! Только огнем!
1942, Керчь
Арсений Тарковский (1907-1989) (слайд 11)
СУББОТА, 21 ИЮНЯ
Пусть роют щели хоть под воскресенье.
В моих руках надежда на спасенье.
Как я хотел вернуться в до-войны,
Предупредить, кого убить должны.
Мне вон тому сказать необходимо:
"Иди сюда, и смерть промчится мимо".
Я знаю час, когда начнут войну,
Кто выживет, и кто умрет в плену,
И кто из нас окажется героем,
И кто расстрелян будет перед строем,
И сам я видел вражеских солдат,
Уже заполонивших Сталинград,
И видел я, как русская пехота
Штурмует Бранденбургские ворота.
Что до врага, то все известно мне,
Как ни одной разведке на войне.
Я говорю - не слушают, не слышат,
Несут цветы, субботним ветром дышат,
Уходят, пропусков не выдают,
В домашний возвращаются уют.
И я уже не помню сам, откуда
Пришел сюда и что случилось чудо.
Я все забыл. В окне еще светло,
И накрест не заклеено стекло.
Александр Твардовский (1910-1971) (слайд 12)
Я убит подо Ржевом.
Я убит подо Ржевом,
В безымянном болоте,
В пятой роте,
На левом,
При жестоком налете.
Я не слышал разрыва
И не видел той вспышки, -
Точно в пропасть с обрыва -
И ни дна, ни покрышки.
И во всем этом мире
До конца его дней -
Ни петлички,
Ни лычки
С гимнастерки моей.
Я - где корни слепые
Ищут корма во тьме;
Я - где с облаком пыли
Ходит рожь на холме.
Я - где крик петушиный
На заре по росе;
Я - где ваши машины
Воздух рвут на шоссе.
Где - травинку к травинке -
Речка травы прядет,
Там, куда на поминки
Даже мать не придет.
Летом горького года
Я убит. Для меня -
Ни известий, ни сводок
После этого дня.
Подсчитайте, живые,
Сколько сроку назад
Был на фронте впервые
Назван вдруг Сталинград.
Фронт горел, не стихая,
Как на теле рубец.
Я убит и не знаю -
Наш ли Ржев наконец?
Удержались ли наши
Там, на Среднем Дону?
Этот месяц был страшен.
Было все на кону.
Неужели до осени
Был за н и м уже Дон
И хотя бы колесами
К Волге вырвался о н?
Нет, неправда! Задачи
Той не выиграл враг.
Нет же, нет! А иначе,
Даже мертвому, - как?
И у мертвых, безгласных,
Есть отрада одна:
Мы за родину пали,
Но она -
Спасена.
Наши очи померкли,
Пламень сердца погас.
На земле на проверке
Выкликают не нас.
Мы - что кочка, что камень,
Даже глуше, темней.
Наша вечная память -
Кто завидует ей?
Нашим прахом по праву
Овладел чернозем.
Наша вечная слава -
Невеселый резон.
Нам свои боевые
Не носить ордена.
Вам все это, живые.
Нам - отрада одна,
Что недаром боролись
Мы за родину-мать.
Пусть не слышен наш голос,
Вы должны его знать.
Вы должны были, братья,
Устоять как стена,
Ибо мертвых проклятье -
Эта кара страшна.
Это горькое право
Нам навеки дано,
И за нами оно -
Это горькое право.
Летом, в сорок втором,
Я зарыт без могилы.
Всем, что было потом,
Смерть меня обделила.
Всем, что, может, давно
Всем привычно и ясно.
Но да будет оно
С нашей верой согласно.
Братья, может быть, вы
И не Дон потеряли
И в тылу у Москвы
За нее умирали.
И в заволжской дали
Спешно рыли окопы,
И с боями дошли
До предела Европы.
Нам достаточно знать,
Что была несомненно
Там последняя пядь
На дороге военной, -
Та последняя пядь,
Что уж если оставить,
То шагнувшую вспять
Ногу некуда ставить...
И врага обратили
Вы на запад, назад.
Может быть, побратимы.
И Смоленск уже взят?
И врага вы громите
На ином рубеже,
Может быть, вы к границе
Подступили уже?
Может быть... Да исполнится
Слово клятвы святой:
Ведь Берлин, если помните,
Назван был под Москвой.
Братья, ныне поправшие
Крепость вражьей земли,
Если б мертвые, павшие
Хоть бы плакать могли!
Если б залпы победные
Нас, немых и глухих,
Нас, что вечности преданы,
Воскрешали на миг.
О, товарищи верные,
Лишь тогда б на войне
Ваше счастье безмерное
Вы постигли вполне!
В нем, том счастье, бесспорная
Наша кровная часть,
Наша, смертью оборванная,
Вера, ненависть, страсть.
Наше все! Не слукавили
Мы в суровой борьбе,
Все отдав, не оставили
Ничего при себе.
Все на вас перечислено
Навсегда, не на срок.
И живым не в упрек
Этот голос наш мыслимый.
Ибо в этой войне
Мы различья не знали:
Те, что живы, что пали, -
Были мы наравне.
И никто перед нами
Из живых не в долгу,
Кто из рук наших знамя
Подхватил на бегу,
Чтоб за дело святое,
За советскую власть
Так же, может быть, точно
Шагом дальше упасть.
Я убит подо Ржевом,
Тот - еще под Москвой...
Где-то, воины, где вы,
Кто остался живой?!
В городах миллионных,
В селах, дома - в семье?
В боевых гарнизонах
На не нашей земле?
Ах, своя ли, чужая,
Вся в цветах иль в снегу...
Я вам жить завещаю -
Что я больше могу?
Завещаю в той жизни
Вам счастливыми быть
И родимой отчизне
С честью дальше служить.
Горевать - горделиво,
Не клонясь головой.
Ликовать - не хвастливо
В час победы самой.
И беречь ее свято,
Братья, - счастье свое, -
В память воина-брата,
Что погиб за нее.
1945-1946
Ольга Берггольц (1910-1975) (слайд 13)
ПУСТЬ ГОЛОСУЮТ ДЕТИ
Я в госпитале мальчика видала.
При нем снаряд убил сестру и мать.
Ему ж по локоть руки оторвало.
А мальчику в то время было пять.
Он музыке учился, он старался.
Любил ловить зеленый круглый мяч...
И вот лежал - и застонать боялся.
Он знал уже: в бою постыден плач.
Лежал тихонько на солдатской койке,
обрубки рук вдоль тела протянув...
О, детская немыслимая стойкость!
Проклятье разжигающим войну!
Проклятье тем, кто там, за океаном,
за бомбовозом строит бомбовоз,
и ждет невыплаканных детских слез,
и детям мира вновь готовит раны.
О, сколько их, безногих и безруких!
Как гулко в черствую кору земли,
не походя на все земные звуки,
стучат коротенькие костыли.
И я хочу, чтоб, не простив обиды,
везде, где люди защищают мир,
являлись маленькие инвалиды,
как равные с храбрейшими людьми.
Пусть ветеран, которому от роду
двенадцать лет,
когда замрут вокруг,
за прочный мир,
за счастие народов
подымет ввысь обрубки детских рук.
Пусть уличит истерзанное детство
тех, кто войну готовит,- навсегда,
чтоб некуда им больше было деться
от нашего грядущего суда.
1949
Константин Симонов (1915-1979) (слайд 14-15)
Майор привез мальчишку на лафете.
Погибла мать. Сын не простился с ней.
За десять лет на том и этом свете
Ему зачтутся эти десять дней.
Его везли из крепости, из Бреста.
Был исцарапан пулями лафет.
Отцу казалось, что надежней места
Отныне в мире для ребенка нет.
Отец был ранен, и разбита пушка.
Привязанный к щиту, чтоб не упал,
Прижав к груди заснувшую игрушку,
Седой мальчишка на лафете спал.
Мы шли ему навстречу из России.
Проснувшись, он махал войскам рукой…
Ты говоришь, что есть еще другие,
Что я там был и мне пора домой…
Ты это горе знаешь понаслышке,
А нам оно оборвало сердца.
Кто раз увидел этого мальчишку,
Домой прийти не сможет до конца.
Я должен видеть теми же глазами,
Которыми я плакал там, в пыли,
Как тот мальчишка возвратится с нами
И поцелует горсть своей земли.
За все, чем мы с тобою дорожили,
Призвал нас к бою воинский закон.
Теперь мой дом не там, где прежде жили,
А там, где отнят у мальчишки он.
(слайд 16) Поэзия фронтовиков потрясает читателя, потому что ее создавали люди, пережившие войну на собственном опыте.
Многие уже известные поэты были военными журналистами: К. Симонов, М. Дудин.
Для Б. Слуцкого, Д. Самойлова, М. Луконина, С. Гудзенко, Ю. Левитанского, А. Межирова, Ю. Друниной, Н. Старшинова, К. Ваншенкина, Н. Панченко, Е. Винокурова решающим событием, повлиявшим на становление их художественного мира, оказалась война. Ужасы войны, кровь и грязь, гибель товарищей, раны, лишения - все это обострило восприятие мира. Поэзия фронтовиков - трагическая поэзия. В ней отражен страшный опыт XX века. Однако в ней есть и светлая радость победы, утверждение жизни, завоеванной такой дорогой ценой.
Поэты-фронтовики принесли в литературу пронзительную искренность, умение просто и честно говорить о самых страшных вещах и самых сокровенных мыслях, отказ от изображения парадной стороны войны и утверждение самых высоких идеалов: верность другу и Родине, чувство причастности ко всему, что совершается в мире, и ответственности за весь мир.
Только поэт, сам прошедший войну, мог сказать с той же мерой искренности, как Юлия Друнина:
Я столько раз видала рукопашный,
Раз наяву. И тысячу - во сне.
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.
1943 (слайд 17)
О войне писали фронтовики:
М. Луконин (1918-1976)
Б. Слуцкий (1919-1986)
Д. Самойлов (1920-1990)
Ю. Левитанский (1922-1996)
С. Гудзенко (1922-1953)
А. Межиров (1923)
Ю. Друнина (1924-1991)
Н. Старшинов (1924)
Н. Панченко (1924)
Е. Винокуров (1925-1993)
К. Ваншенкин (1925) (слайд 18)
Многие поэты не вернулись с войны. На фронтах Великой Отечественной погибли Павел Коган (1918-1942), Николай Майоров (1919-1942), Михаил Кульчицкий (1919-1943)
…Мы были высоки, русоволосы.
Вы в книгах прочитаете, как миф,
О людях, что ушли, недолюбив,
Не докурив последней папиросы.
Когда б не бой, не вечные исканья
Крутых путей к последней высоте,
Мы б сохранились в бронзовых ваяньях,
В столбцах газет, в набросках на холсте…
Николай Майоров «Мы», 1940 (слайд 19)
Павел Коган
(Из набросков)
Разрыв-травой, травою-повиликой
Мы прорастем по горькой,
по великой,
По нашей кровью политой земле...
Песня «Бригантина» (слайд 20)
Михаил Кульчицкий (слайд 21)
Мечтатель, фантазер, лентяй-завистник!
Что? Пули в каску безопасней капель?
И всадники проносятся со свистом
вертящихся пропеллерами сабель.
Я раньше думал: "лейтенант"
звучит вот так: "Налейте нам!"
И, зная топографию,
он топает по гравию.
Война - совсем не фейерверк,
а просто - трудная работа,
когда,
черна от пота,
вверх
скользит по пахоте пехота.
Марш!
И глина в чавкающем топоте
до мозга костей промерзших ног
наворачивается на чeботы
весом хлеба в месячный паек.
На бойцах и пуговицы вроде
чешуи тяжелых орденов.
Не до ордена.
Была бы Родина
с ежедневными Бородино.
26 декабря 1942, Хлебниково-Москва
И те, кто был во время войны ребенком, и те, кто родился после войны, не нуждаются в уточнении слова. Произнося слово «война», мы имеем в виду Великую Отечественную.
Иные дети войны стали поэтами, и неудивительно, что война оставалась одной из главных тем их творчества. (слайд 22)
О войне писали и поэты послевоенного поколения:
Р. Рождественский (1932-1994)
А. Передреев (1934-1989)
Ю. Кузнецов (1941)
О войне написаны песни на стихи многих поэтов:
В. Лебедев-Кумач (1898-1949)
М. Исаковский (1900-1973)
А. Фатьянов (1919-1959)
В. Высоцкий (1938-1980) (слайд 23)
А. Передреев
ВОСПОМИНАНИЕ О СТАРШЕМ БРАТЕ (слайд 24-25)
То ли сон о старшем брате,
То ли память детских лет:
Рук широкое объятье.
Портупея. Пистолет.
Помню все на цвет, на запах,
Помню, главное, на слух:
«Дан приказ ему на запад…»
Песня слышалась вокруг.
С этой песней на неделю
Прибыл он под отчий кров…
С этой песней скрипнул дверью,
Слышу скрип его шагов.
Особая тема - поэзия и музыка.
Песни о войне известны, наверное, больше, чем стихи. Некоторые песни звучали во время войны, объединяли и поддерживали людей на фронтах и в тылу, в плену и в оккупации.
С первых дней войны символом народного сопротивления врагу стала «Священная война» на стихи В. Лебедева-Кумача. Народной песней стала «Катюша» на стихи М. Исаковского. Одной из самых пронзительных песен о войне стало стихотворение К. Симонова «Жди меня»
Широко известны песни на задушевные стихи А. Фатьянова, А Суркова. Многие люди послевоенного поколения представляют войну по песням В. Высоцкого (слайд 26)
Звучит песня Алексея Суркова «Землянка» (слайд 27)
Звучит песня Владимира Высоцкого «Братские могилы» (слайд 28)
Великая Отечественная война в поэзии поэтов-комсомольчан.