Экскурсия в музей: 'Два монолога об одном подвиге. '

Два монолога об одном подвиге.

В июне 1942 года в хуторе Верхние-Хороли Зерноградского района группа колхозников под руководством медицинской сестры Третьяковой Александры Петровны, преодолевая опасность, организовала госпиталь, куда собрали раненых солдат и офицеров Советской Армии и оказывали им посильную медицинскую помощь. В тяжёлых условиях немецкой оккупации они ухаживали за ранеными, собирали для них у населения продукты питания, бельё, медикаменты. В результате были спасены 34 военнослужащих Советской Армии. (Из протокола заседания бюро Зерноградского райкома КПСС)

Стих пулемёт. Захлебнулась атака. Закончился первый бой. Люди, обезумившие от грохота и взрывов, стали потихоньку выходить из домов. И тогда они увидели, что значит война. Она предстала перед ними со всей своей чудовищности и дикости. По залитой солнцем и усеянной цветами земле пролегла линия фронта. Тревожную, необычную тишину нарушали только стоны раненых солдат.

Стоит в селе Верхние_Хороли памятник павшим героям. Памятник мужеству и героизму тех, кто уже никогда не увидит синего неба, раннего летнего утра. Они погибли, чтобы видели это их дети, внуки, чтобы жили, радовались и гордились своей землёй.

Татьяна Платоновна Зинченко так вспоминала те суровые, страшные дни:

« День тот был жаркий, знойный. Жить вдруг стало страшно невыносимо. Стоял сплошной грохот. Это как раз в полдень началось, двадцать девятого июля сорок второго года. Фашисты напали внезапно, захватили село. Их много легло, но и наших солдат полегло много. Когда люди начали потихонечку выходить из домов, после боя, первым-наперво бросились к нашим солдатам. Кажется, в тот момент сама земля стонала. Особенно много раненых и убитых бойцов было за плотиной над прудом.

Первым, кого я встретила, была Александра Петровна Третьякова. Она сказала: « Надо раненых собирать, немцы опомнятся, перестреляют их всех». Собрались все у кого были силы. Пришли Татьяна Бодрягина, Тищенкова Анна, Карлашова Клавдия, Кумкова Анна. Вспомнили про пустой амбар и решили потихоньку раненых солдат туда перенести. Получилось у нас вроде госпиталя. А бинтов и лекарств у нас нет. Пошли мы тогда по соседним хуторам, бинты просили, простыни. Люди всё отдавали. Немцы после боя нечасто наведывались в хутор.

В первое моё дежурство в госпитале было очень страшно. Ночь тёмная, непроглядная. Поставили табуретку, накрыли её платком, а внутрь маленькую лампочку поставили. Поздно ночью до того жутко стало, хоть кричи. Кругом стоны, а ты чем поможешь? Ну, научились раны промывать, перевязывать - вот и вся медицина. Страшно! К шагам прислушивались, каждый шорох пугал.

Один солдат особенно мучился. На той стороне пруда его ранило. Вылез из воды, вскарабкался на бугор. Мальчишки его там и увидели. Прибежали домой, рассказали. Взяли соседи раненого, кое-как в избу перетащили. Потом узнали про госпиталь и к нам. Подошла я к нему, уговариваю, а он схватил меня за руки, судороги у него начались, глаза подкатил. Тут я упала в обморок и ничего дальше не помнила. Очнулась, выбежала на улицу. И вдруг гляжу - немцы. Всё, думаю, конец. Но мысли почему-то о тех, кто в амбаре остался. Спряталась я. Прошли немцы мимо, ничего не заметили. В четырёх шагах были, не больше. Подойди оно ближе к нашему госпиталю-всё пропало бы.

А такими запомнила те страшные дни Матрёна Марковна Карлашова: « Прошло уже с тех пор много лет, многое забываться стало. А вот один случай точно вчера был. Помню в обед-бой. Наутро прибегает мой сын Алёшка с двумя пацанами и плачут: « Дяденька там, ещё живой. Землёй весь засыпан».

Ранило Сашу Сердюкова в лесополосе. Плечо раздробило, начал он сознание терять. Слышит как сквозь сон, собаки где-то лают, значит, думает, жильё близко. Силы последние собрал, пополз. Потом в канаву упал, сил-то уже нет. И вдруг увидел - танк фашистский прямо на него идёт. Как было, после не помнит. Танк, видимо, у самого края прошёл, землёй Сашу всего засыпало, чуть лицо видно.

Как сказал мне о раненом Алешка, побежали сразу. Я перед бойцом на колени упала, лицо очищаю. Он молоденький совсем. Сын до кумы побежал. Приехали они с возилкой. Стали парня откапывать, я ему с руки воду даю, а он ртом хватает, задыхается. Слава богу, думаю, живой. Как на возилку стали ложить, закричал от боли солдат. Я ему говорю: «Кричи, кричи миленький, может легче будет». Кое-как привезли его в госпиталь. Катя, дочь моя, в госпитале помогала, принесла из дома бинт. На ноги, на руки дощечки ему наложили. Он бредит, стонет. Я от него не отходила целый месяц. Выходили. Потом пришли наши, мы отправили Сашу в настоящий госпиталь. С тех пор о нём ничего не слышала, только знала, выздоровел он и снова пошёл защищать родину.

Через много лет после войны к нам во двор зашёл высокий красивый мужчина, уже немного постаревший. Подошел ко мне, обнял, целует меня и говорит: « Вы моя вторая мама». Никогда бы не узнала в этом мужчине того молоденького солдата, Сашу Сердюкова».

Женщины наши, матери, сёстры стали героями в минуту испытаний. Жизнью своей были готовы заплатить за жизнь близких людей. Они тогда думали меньше всего о себе. Общее горе стало их личной бедой. Многих уже нет в живых, но хочется думать, что молодое поколение будет помнить и чтить память о тех страшных годах и о бесстрашии своих односельчан.