Волжская Болгария и Венгрия

Волжская Болгария и Венгрия

Об отношениях Волжской Болгарии и Венгрии мы можем судить лишь по скудным данным в источниках западных авторов. Одним из таких явлются записки венгерского монаха Юлиана.
В 1236 году в Булгарии на Волге побывал монах из Венгрии, Юлиан, который был в Дунайской Болгарии ("Булгарии Ассана"), а затем направился на Волгу - "в Великую Болгарию... великое и могущественное царство с богатыми городами". Называют Великой Болгарией Волжскую Болгарию и другие европейские источники, например, в своих записях католические монахи Плано Карпини и Гильома де Рубрука. Они же пишут и о едином булгарском народе, "крепче держащийся закона Магометова, чем кто-нибудь другой". Осенью 1237 года Юлиан вновь отправился в путь. Достигнув восточных пределов Руси, он узнал, что и Великая Венгрия и Булгария уже . От беженцев Юлиан узнал, что монгольские войска сосредоточены вблизи границ русских княжеств и готовы к вторжению зимой, когда реки и болота замёрзнут. На обратном пути на родину Юлиан побывал в ещё не затронутом войной , где был принят князем. Сочинения являются важными источниками по истории в Волжскую Булгарию. Историками признаётся высокая степень достоверности сообщённых Юлианом сведений, так как они представлены в закрытых документах делового характера.
О первом нашествии татар на половецкую землю и затем на Русь в центральной Европе узнали очень скоро. Древнейшая Хроника Ливонии, написанная в Риге в 1226-1227 гг., кратко, но вполне определенно говорит об этом. Нет никакого сомнения, что и в дипломатических и в торговых сношениях, в письмах и личных сообщениях эта новость уже в течение нескольких месяцев долетела с окраин Руси до ближайших западных соседей, а затем - до имперских центров и до Рима, словом - стала общим достоянием. Однако, более или менее подробные сведения и о татарах и о странах, ими захваченных, появились в Европе значительно позднее в результате нескольких специальных путешествий, предпринятых в 30-х, 40-х и 50-х гг. XIII в.
Наиболее известны из них по оставшимся подробным описаниям путешествия Плано Карпини и Рубрука (1246 и 1253 гг.), но первыми были не они. Здесь можно говорить о записке монаха Юлиана. Один из этих памятников представляет собою запись рассказа брата Юлиана о первом его путешествии, сделанную позднее братом Рихардом. Другой - письмо Юлиана о втором путешествии.
Из записи Рихарда видно, что еще до Юлиана, может быть, в 1231 - 1232 гг., венгерские доминиканцы, зная из хроник, что где-то на востоке есть их единоплеменники венгры-язычники, отправили четырех миссионеров их искать. Трое из них погибло в течение трехлетних странствований, но четвертый, брат Отто, вернулся, кое-что разведав. Он побывал, повидимому, где-то в киргизских степях близ Волги, получил некоторые сведения о восточных венграх и, хотя уже на девятый день по возвращении умер, «сломленный многими трудами», но перед смертью успел рассказать о пути в «Великую Венгрию». По его следам и отправляется новая миссия из четырех человек, включающая и Юлиана. Время этого путешествия можно определить вполне точно, сопоставив разные хронологические указания в описании его и второго путешествия.
В самом заглавии рихардовой записи «открытие» Великой Венгрии отнесено ко времени «господина папы Григория IX», то есть к 1227 - 1241 гг. Затем, в тексте, о Беле IV, короле венгерском, сказано: «с охранной грамотой и на средства Белы, ныне короля Венгрии», из чего можно умозаключить, что путешествие началось до вступления Белы на престол, то есть до сентября 1235г.
При второй поездке Юлиан нашел город Булгар разоренным татарами (осень 1237 г.), но Суздаль еще нетронутым (разорен весной 1238 г.). Отсюда видно, что второй раз он был в Булгарии и на Руси зимой 1237 - 1238 г. Поэтому, 27 декабря, как день возвращения из первого путешествия в Венгрию, может относиться скорее всего к 1236 г. Тогда и день отправления в обратный путь из Великой Венгрии, 21 июня, также относится к 1236 г., а соответственно располагается и ряд предшествующих дат.
Расчет расстояний между отдельными пунктами маршрута Юлиана в первом путешествии и расчет продолжительности стоянок позволяет наметить следующую схему этого путешествия.
Выехав из Венгрии (из какого-то доминиканского монастыря в Пеште, Буде, Альбарегиа Стригонии) в первые дни мая 1235 г., Юлиан и три его спутника на лошадях, через Штульвейссенбург, Фюнфкирхен, Белград, Ниш, Софию (Сердика), Филиппополь и Адрианополь, в течение месяца добрались по этой дороге крестоносцев до Константинополя. Сев там на корабль, они в течение 33 дней (очень долго), явно, вдоль берегов Малой Азии плыли до Тмуторокани (Матрика), где, следовательно, оказались около 2 июля. Пробыв там 50 дней в ожидании попутчиков, около 21 августа они вновь пустились в путь - по линии р. Кубани, а от изгиба реки (примерно, от нынешней Ладовской) повернули на северо-восток к горам Эргени, оттуда пошли в западную (от Волги) часть киргизской пустыни и, пройдя ее в 13 дней, в конце сентября оказались в населенной и возделанной Алании. Там в большом городе (очевидно, Итиль-Торгикан-Астрахань) провели в сильной нужде шесть месяцев (зиму), пытались даже продать в рабство двоих из своего числа, чтобы добыть средства на дальнейший путь, но потом двоих братьев отправили обратно в Венгрию, а оставшиеся двое, Юлиан и Герард, вероятно, не ранее 20 марта 1236 г. пошли дальше к северу, 37 дней голодали в пустыне, имея с собой лишь пятидневный запас хлеба, и едва живые добрались наконец до страны Vela. Там, в городе Бунда жили подаянием; 7 мая умер последний спутник Юлиана, Герард, а сам Юлиан, нанявшись слугой, около 20 мая, вместе с хозяином, был уже в Великой Булгарии, где-то близ нынешнего Оренбурга. По указанию встреченной там женщины, он к концу мая или началу июня дошел до р. Этиль (Белая) и до восточных венгров, был ими ласково принят, познакомился с их бытом, видел татар и татарского посла, грозившего походом на Алеманию, и наконец, несмотря на просьбы венгров, решил вернуться. В обратный путь он пустился 21 июня, сначала водой, по рр. Белой и Каме, затем в течение 15 дней вверх по Волге прошел через землю мордванов и около половины августа был в Нижнем Новгороде. Повидимому, в конце августа на лошадях он выехал из [74] Владимира, около 15 сентября был в Рязани, 22 октября - в Чернигове, 5 ноября в Киеве, в половине декабря прибыл в Галич, а 27 декабря перешел Карпаты. Около 8 января 1237 г. Юлиан, вероятно, был в Буде для доклада королю, а весной 1237 г. - в Риме, где его доклад папе и был записан 6р. Рихардом. Осенью того же года Юлиан начал свое второе путешествие, законченное им, как выше сказано, до весны 1238 года. Сведения, собранные им при этом, составляют содержание другого памятника, письма Юлиана.
Письмо Юлиана к епископу Перуджи, обладает большой и непосредственной ценностью именно в описаниях появления и первых успехов татар, в характеристике их военных и административных приемов, притом ценностью, почти не умаляемой и позднейшими более подробными описаниями Плано Карпини и Рубрука. Юлиан отнюдь не первый «открыл» татар, не говоря уже о восточно-русских землях, достаточно известных на Западе, но то, что он первый рассказал о европейской опасности татар и первый из европейцев писал об окраинах восточной Европы, остается неоспоримым фактом.
Рассматривая содержание данного письма, о татарах говориться следующее: «сообщалось мне некоторыми, что татары прежде населяли страну, населяемую ныне куманами, и называются по правде сынами Измаила (отсюда - измаэлиты), а ныне желают называться татарами». Первая татарская война началась так. Был государь в стране Готта, по имени Гургута, у которого была сестра - дева, по смерти родителей стоявшая во главе своей семьи и, как говорят, державшая себя по-мужски. Она нападала на некоего соседнего с ней вождя и отнимала у него его имущество. Когда же по истечении некоторого она вновь с татарским народом попыталась напасть, как прежде, на вышесказанного вождя, тот, поостерегшись и начав войну с вышесказанной девушкой, одолел в бою и эту прежнюю свою противницу взял в плен, войско ее обратил в бегство, а ее, уже пленницу, изнасиловал, в знак еще более тяжкой мести, лишив девственности, постыдно обезглавил. Услышав об этом, брат помянутой девушки, вышесказанный вождь Гургута, отправив посла к вышереченному мужу, дал, говорят, ему такое поручение: «Я узнал, что ты, взяв в плен и лишив девственности сестру мою, обезглавил. Знай, что ты совершил дело, враждебное мне. Если, быть может, сестра моя причиняла тебе беспокойство, то ты, направляя свою месть на движимое имущество, мог обратиться ко мне, ища против нее справедливого суда, либо, если ты, желая отомстить за себя собственными руками, победив ее, захватил в плен и лишил девственности, то мог взять ее в жены; а если у тебя было намерение убить ее, то никак ты не должен был лишать ее девственности. А теперь ты отомстил вдвойне: и девственную стыдливость опозорил, и жалким образом осудил ее на смертную казнь. Вследствие того, в отмщение убийства вышереченной девушки, знай, что, я пойду на тебя всеми силами». «Татары утверждают также, будто у них такое множество бойцов, что его можно разделить на 40 частей, причем не найдется мощи на земле, какая была бы в силах противостать одной их части. Далее говорят, что в войске у них с собою 240 тысяч рабов не их закона и 135 тысяч отборнейших [воинов] их закона в строю. Далее говорят, что женщины их воинственны, как и они сами: пускают стрелы, ездят на конях и верхом, как мужчины; они будто бы даже отважнее мужчин в боевой схватке, так как иной раз, когда мужчины обращаются вспять, женщины ни за что не бегут, а идут на крайнюю опасность. Конец письма о жизни, вере и происхождении татар».).