Литературно-музыкальная композиция 'Ожившая фотография'

(голос за кадром)

Однажды я шла мимо окрестных дворов, неожиданно для себя я наткнулась взглядом на лежащий между мусорным контейнером и тропинкой старый альбом. Его страницы стояли веером, и ветер «листал» их, то приоткрывая, то захлопывая. Там были фотографии! Я остолбенела. Что это? Господи, что это? Кто выбросил? Дети, внуки умерших стариков? На некоторое время я в полном ступоре забыла, куда и зачем шла. Я подняла этот альбом А мимо шли люди... Я прижала его к своей груди, мне стало безумно стыдно за всех нас! Господи! Вразуми нас, сделай так , чтобы люди всегда помнили…

Вот фотография девушек в военной форме из этого альбома.
Кто сказал, что фотографии молчат? Это не правда…Пожелтевший чёрно-белый снимок помнит всё… Послушайте его рассказ.

1.Дев.

После карантина, перед принятием присяги, старшина привез обмундирование. В роте по своему росту я оказалась самой маленькой- 153 сантиметра, обувь 34 размера.
Мне достались ботинки 42 размера, американские тяжелые, с металлическими подковами. Я надевала и снимала их, не расшнуровывая, прямо через голенище. Страшно вспомнить, каким мучительным был первый марш. Командир увидел, как я иду, вызвал меня:
- Смирнова, как ты ходишь строевым? Что, тебя не учили, почему ты не поднимаешь ноги? Объявляю три наряда вне очереди…
Я ответила:
- Есть, товарищ старший лейтенант, три наряда вне очереди! - повернулась, чтоб идти, и ботинки остались на полу, ноги были в кровь стерты голенищами.
Тогда и выяснилось, что ходить по-другому я уже не могла. Ротному сапожнику Паршину дали приказ сшить мне сапоги из старой плащ-палатки, тридцать шестого размера.

2Дев.

Когда танкисты меня подобрали с покалеченными ногами и привезли в село, хозяйка хаты, где размещался медсанвзвод, причитала:
- Яки ж молоденький хлопчик!..
Танкисты смеются:
- Яки ж то хлопчик, бабка, то ж дивка!
А она села надо мной и разглядывает:
- Яка ж то дивка? Яка ж то дивка! То ж хлопчик молоденький…
Я стриженная, в комбинезоне, в танкошлеме - хлопчик… Она на полатях мне место уступила и даже поросенка зарезала, чтобы я быстрее поднялась. И все жалела!
- Неужто мужиков не хватило, чтобы дитэй таких побрали, дивчаток…
В восемнадцать лет на Курской дуге я была награждена медалью "За боевые заслуги" и орденом Красной Звезды, а в девятнадцать лет - орденом Отечественной войны второй степени.

3 дев.

А я вот стирала белье. Через всю войну стирала. Белье привезут, оно такое заношенное, черное, завшивленное. Халаты белые, ну эти, маскировочные. Они в крови, не белые, а красные. Гимнастерка без рукава, и дырка на всю грудь, штаны без штанины. Слезами отмываешь, слезами полощешь. И горы, горы этого белья. Как вспомню, руки и теперь болят. Я часто во сне вижу, как оно было. Так словами не расскажешь".

4 дев.

Раненых нам доставляли прямо с поля боя. Один раз двести человек раненых в сарае, а я одна. Вот не помню, где это было…В какой деревне…Столько лет прошло…Помню, что четыре дня не спала, не присела, каждый кричал: "Сестра…Сестренка…помоги, миленькая!.." я бегала от одного к другому, и один раз я споткнулась и упала, и тут же уснула. Проснулась от крика, командир, молоденький лейтенант, тоже раненый, приподнялся на здоровый бок и кричал: "Молчать… молчать, я приказываю!" Он понял, что я без сил, а все зовут, им больно: "Сестра…Сестричка…" Я как вскочила, как побежала - не знаю куда, чего. И тогда я первый раз, как пришла на фронт, заплакала…"

5 дев.

25 декабря 1942 года, наша 303 дивизия взяла высоту на подступах к Сталинграду! Был яростный бой, когда немцы отступили на ничейной земле остался раненный лейтенант. Санитаров, которые пытались вытащить его, застрелили. Поползли две овчарки , санитарки, но их тоже убило. И тогда я , сняв ушанку, встала во весь рост. Сначала тихо, а потом все громче и громче запела нашу песню " Я на подвиг тебя провожала!" Я подошла к лейтенанту , положила его на сани и потащила к нашим. Иду и думаю:" Только не в спину, только не в спину! Пускай лучше в голову стреляют!" Но не раздалось ни одного выстрела.
Побледнев, Стиснув зубы до хруста,

От родного окопа Одна

Я должна оторваться,

И бруствер Проскочить

под обстрелом Должна.

Я должна.

Хоть вернусь ли едва ли,

Хоть "Не смей!"- повторяет комбат.

Даже танки (Они же из стали!)

В трех шагах от окопа Горят.

Я должна.

Ведь нельзя притворяться

Перед собой, Что не слышу в ночи,

Как почти безнадежно "Сестрица!"

Кто-то там,

Под обстрелом, кричит...

Хрупкие наши девчонки … Простите нас… Сейчас кто-то пытается переписать историю, но у них ничего не получится… Трудно найти слова, достойные того подвига, что вы совершили. Судьбы ваши не измерить привычной мерой, и жить вам вечно - в благодарной памяти народной, в цветах, в весеннем сиянии берёзок, в первых шагах детей по той земле, которую вы отстояли.

Песня « Фронтовые подруги»

В сердечном кругу после долгой разлуки,
Сидят и поют фронтовые подруги,
И давняя песня тревожит им душу:
Споёмте «Землянку», споёмте «Катюшу»,
Давайте «Землянку», давайте «Катюшу».
А внуки не знают, а внуки не знают,
Как было им страшно девчонкам вчерашним,
Когда в них стреляли в упор Миссершмиты,
Никто не забыт, и ни что не забыто.
Они говорят о боях, о полётах,
О тех, кто глядит с пожелтевшего фото,
И слёзы к глазам подступают незвано.
А помнишь Танюшу? А помнишь Светлану?
Мы помним Танюшу, мы помним Светлану.
А внуки не знают, а внуки не знают,
Как в братской могиле друзей хоронили,
И что было в этой войне пережито,
Никто не забыт, и ни что не забыто.
Подруги вас помнят, гвардейцы-мужчины,
Их добрая память разгладит морщины,
И став молодыми вы снова споёте:
О крыльях стальных, о высоком полёте,
О крыльях стальных, о высоком полёте.
Пусть внуки узнают, ПУСТЬ внуки узнают,
Как жарко дружили, как землю любили,
Как шли сквозь огонь за мечтой неубитой!
Никто не забыт, и ничто не забыто…
Никто не забыт, и ничто не забыто…
Никто не забыт, и ничто… не забыто